После школы в среду – последний учебный день перед выпуском – я зашла к Элли с камерой, чтобы показать ей снимки одноклассников, которые весь день позировали мне, будто знаменитые актеры. Еще переходя дорогу, я заметила, что в коммуне никого не видать: странно, потому что там жило очень много народу. Три семьи жили в сарае, две – в старой охотничьей хижине на заднем дворе, еще две – в уродливом синем сборном доме и еще по семье – в трех или четырех фургончиках. Конечно, лучшее жилье – старая фермерская усадьба – досталось Жасмин с Элли и Эдом Хеффнером – отцом Элли; я редко его видела, потому что он был отшельником. Элли называла его застенчивым. В те несколько раз, что я его встречала, мне показалось, что он просто чем-то недоволен. Не знаю, чем тут можно быть недовольным. Папа рассказывал, что никто из них не работает. Вся коммуна жила дарами земли и сводила концы с концами безо всякой работы – по мне так рай земной. Папа сказал, что они нонконсьюмеристы; я спросила, что это значит, и он ответил, что они ничего не покупают.
Найдя Элли, я сразу поняла, что с ней что-то не так, и спросила, что случилось. Она ответила, что все нормально, и я не настаивала, потому что у меня не было настроения за нее беспокоиться. На ней была хипповская рубашка, и она расстегнула пуговицы ровно до границ приличий. Совсем как Жасмин. Может, и рубашка принадлежала Жасмин. Жасмин вполне могла предложить дочери расстегнуть рубашку настолько сильно, не уставая повторять: «Начнешь слишком рано – пожалеешь».
Элли еще не закончила учебу и не могла вместе со мной отпраздновать самый-самый последний школьный день, но я показала ей фотографии.
– Кто это? – спросила она, указывая на высокого парня из джазовой группы.
– Трэвис… как его? Джонсон? Да, Трэвис Джонсон.
– Черт, ну он и вымахал.
– А вот и Морган, – показала я на нашу давнюю соседку по автобусу.
– Ого, панк-рокершей заделалась! Кто бы знал?
– Сама в шоке. – Когда-то Морган была гиком, а потом открыла для себя Джоуи Рамона.
– А это Дэнни? – спросила Элли. В Дэнни она была тайно влюблена в восьмом классе. На фотографии он стоял в обнимку со своей девушкой, и та целовала его в щеку.
– Он.
– Он уже не такой милый, как раньше.
– Да, с восьмого класса многое изменилось.
– Значит, сегодня был твой последний учебный день? – спросила Элли.
– Ага.
– Почему ты не празднуешь это событие в «Макдональдсе» или каком-нибудь ресторане? Ну, знаешь… нормальные выпускники так делают.
Команда выпускного альбома звала меня поесть с ними, но я хотела в последний раз вернуться домой на школьном автобусе. (Когда все, кроме меня и парня по имени Джефф, вышли, я сняла автобус изнутри. Снимок назывался «Пустой автобус».)
– Зачем? Я просто рада, что школа закончилась.
– Чему радоваться? Ты ведь не прочла ни одного университетского письма, так? Какой смысл радоваться, что школа закончилась, если нечем заняться потом? – Я подняла на нее взгляд и нахмурилась:
– Не знаю.
– А. Ладно.
– Я разберусь.
– Разберешься.
Я перелистнула на следующую фотографию и показала Элли «Пустой автобус».
– Что это? – спросила она.
– Пустой школьный автобус. Понимаешь, все пустое и школьное закончилось. А может, я просто хотела доказать себе, что мне больше не придется туда ездить. Не знаю. Но мне нужно было сделать этот снимок именно сегодня.
– Мама говорит, что я, может быть, выпущусь из школы где-то летом, – сказала Элли. – Мне пришлют диплом и все такое.
– Рада за тебя, – ответила я. Но она наверняка врала.
========== Облигатным паразитам нужны хозяева ==========
На следующее утро – в первый день окончательной свободы от школы – я отправилась к Элли. Переходя дорогу, я удивилась этому и спросила себя, почему я все время хожу к ней. В ответ можно было только руками развести: не знаю, почему я к ней хожу. Я всегда так делаю. Мне некуда больше пойти.
Элли сидела на заднем крыльце и страдала:
– Вечером мама сказала, что, возможно, мне придется учиться до декабря, – объяснила она. – Говорит, что не стоит торопить самое важное событие в жизни.
– Ты из-за этого была такая злая? – спросила я.
– Ага, – ответила она. – И еще из-за пары проблем.
– Проблемы с парнем?
– Возможно.
Парня Элли звали Рик. Ему было девятнадцать, он жил в коммуне с семи и мы раньше называли его Рикки. Он хвастался, что постоянно занимается сексом, но мы с Элли не могли понять, как он умудряется, потому что коммуна была маленькой и он не нашел бы там столько девушек.
– Рик ведет себя странно, – пожаловалась Элли. – Как будто я ему больше не нравлюсь. – Она сделала паузу, чтобы я могла что-то сказать; я молчала, и она добавила: – А еще у пары детей вши. Ненавижу вшей!
– Вот так новость! – ответила я, потому что вши в коммуне встречались чаще, чем кусты лаванды, вязание и рис басмати.
Я попятилась. Думаю, любой бы так среагировал. Элли поморщилась:
– Черт, я же не сказала, что вши у меня!
– Это же вши. Они скачут. Нам на уроках здоровья рассказывали.
– Вши не скачут.
– Ага, конечно, – ответила я, все еще стараясь держать голову в метре от ее волос.