Для России эта бумага означала переворот едва ли не мощнее Великой Октябрьской революции. Царь, не имеющий власти казнить и миловать, объявлять войну и мир, собирать налоги и тратить деньги – такого царя на Руси ещё не бывало (и, забегая вперёд, не будет). Власть сосредотачивалась в руках коллективного аристократического правительства: четверо Долгоруковых, двое Голицыных, один граф Головкин и один барон Остерман, на своё несчастье забредший в тот зимний день в Лефортовский дворец.
Когда Анне представили Кондиции, она думала недолго. Пусть и с ограничениями, но корона российская на дороге никогда ведь не валялась. Не веря собственной удаче, вряд ли Анна даже дочитала до конца документ, который, помимо прочего, предписывал ей совсем уж немилосердное
А быть может, как это вскоре станет понятно, она просто уступала в малом, чтобы получить великое. Потому что члены Совета в своей «затейке» (так Анна будет называть их проект до конца дней) совершили массу ошибок. Во-первых, Кондиции зачем-то держались в тайне (Совет же Тайный!), а какая тайна может быть на Руси? Слухи стали распространяться по Москве пожаром, принимая самые причудливые формы. Дворяне, приглашённые в Москву со всей страны на свадьбу Петра II (а приехавшие как раз к его похоронам), быстро решили, что «верховники» затевают что-то нечистое и пытаются поставить в государстве вместо одного самодержца целых восемь. Тем более что так оно, по сути, и было. Этим и отличается русская конституция от британской: если в Великой Хартии вольностей, как мы помним, речь шла о свободах всего народа, то в нашей, отечественной – только о «восми персонах».
Потому, наверно, и действует Великая Хартия по сей день, а российская конституционная монархия протянула лишь месяц. 25 января на обороте документа появилось собственноручно написанное
а уже 5 февраля дворянство взбунтовалось. Присягать Тайному Совету не хотел никто, так что, когда Анна въехала в столицу, войска и чиновничество в Успенском соборе присягнули «государыне и отечеству». Воодушевлённая противниками Тайного Совета и поддержкой гвардии, новая императрица позволила провозгласить себя самодержавной государыней. 25 февраля она публично разорвала ею же подписанные Кондиции, отложив тем самым дискуссию об ограничении царской власти до самого 1905 года. Так они и хранятся в Российском архиве древних актов – разорванные надежды на перемены.
Россию будет ждать десятилетие господства «Канцелярии тайных розыскных дел», жестоких и бездумных репрессий, жертвами которых в числе десятков тысяч человек станут и неудачливые реформаторы. Долгоруковы отправятся размышлять о конституционализме в сибирскую тайгу и на Соловки, Дмитрий Голицын закончит жизнь в Шлиссельбургской крепости. Лишь Головкин, предавший коллег в день переворота, и мудрый Остерман, весь трудный февраль 1730 г. предусмотрительно просидевший на бюллетене, сохранят позиции в государстве, где полновластным правителем очень скоро станет фаворит императрицы немец Эрнст-Иоганн Бирон. Императрицы, впрочем, приходят и уходят, а Сибирь вечна, так что после смерти Анны её свежий воздух смогут оценить и Бирон с Остерманом.
Россия же не оценит первую попытку ограничить самодержавие – разве что декабристы спустя столетие вспомнят о ней, и столь же неудачно. Мысль о том, что страна может прожить и без царя, останется в России равносильной мысли о гибели государства. Екатерина II считала, что принятие Кондиций
Этот «здравый смысл большинства» будет вести Россию от одного диктатора к другому ещё много лет.
Документ № 63
Энциклопедия (1751 г.)
•
•
•