История детской души

Оставшись еще раз один, Лионель уже не чувствовал себя таким, каким был в это же утро до появления милой, маленькой гостьи — Жасмина словно унесла с собою всякую радость — все вокруг изменилось, и потускнело… Как бы побежал он теперь за ней! Как было бы весело догнать ее — еще раз с ней провести долгий, радостный день! Но — он помнил слово, данное отцу… Страшная тоска на него напала; он, было, попробовал взяться за книги — но напрасно — мысли его блуждали где-то далеко — ни на чем не мог он сосредоточиться. Прямо против скамейки, на которой он сидел, две бабочки, ярко-голубые, точно крылатые васильки, весело кружились в воздухе, как бы играя меж собой. За ними Лионель долго рассеянно следил глазами, невольно ими любуясь — и вдруг — невозмутимое равнодушие природы впервые сказалось его душе и ужасом поразило его… «Ни чему ни до чего нет дела», думал он“, что бы с человеком ни случилось — птицы будут петь и цветы цвести и бабочки не перестанут весело кружиться и солнце будет радостно светить — оттого-то они и решили, что причина всему атом — не ждать же участия от атома!“ Он встал и медленными шагами направился к тенистой, большой, липовой аллее, которая прямо от ворот сада вела к дому. По ту сторону закрытых ворот он издали увидал человека, который, стоя у самой решетки, делал ему рукой какие-то непонятные знаки — он ускорил шаг — но вдруг вздрогнул и остановился… перед ним предстало одно из тех несчастных созданий, в которых трудно даже уследить образ человека: это был калека с искривленными руками и искривленными ногами. Страшно выпученные глаза дико глядели, лицо было желтое земляного цвета, как у мертвеца, и огромный рот, безобразно раскрываясь, испускал какие-то несвязные, странные звуки. Голова несчастного судорожно покачивалась со стороны в сторону, в руках он держал корзину, наполненную прелестными белыми розами и румяными яблочками — близость этой красоты и этой свежести как-то безжалостно оттеняла безобразие несчастного нищего, — он продолжал крючковатой рукой и искаженной улыбкой манить Лионеля к себе. Но мальчик, весь похолодев от ужаса, точно прирос к своему месту — он не шевелился, испуганно глядел перед собою — и вдруг, со всех ног, пустился бежать назад к дому и остановился только, когда вбежал на верх и очутился в своей комнате — нервная дрожь пробирала его, и он не мог в себе пересилить чувство отвращения и гадливости. „Так оно и должно быть, так оно и должно быть, "отрывисто говорил он про себя — „ведь, атом все сотворил — понятно ему все, все равно…“ Он закрыл лицо руками, стараясь забыть ужасное лицо, которое сейчас видел — голова у него горела, кровь стучала в виски: ему представился во всей наготе ужас земного, одного лишь земного бытия, и этот ужас подавлял его — труд, болезнь, и страдание, затем — смерть, и с нею — конец… Значит, жизнь наша не что иное, как пытка, которая оканчивается, и для добрых и для злых. — казнью — на пытку насильно приводится человек, его терзают, мучают, a затем убивают — и все это так, без причины, без цели… И в самом деле, не таковою ли должна казаться жизнь, для всех тех, кто из неё вычеркнул Бога, или к Нему относится, как к неизвестной величине. Лионель встал и нервно начал ходить по комнате. „Как же это жестоко! "с негодованием и волнением думал он — «как низко! — заставлять нас жить против нашей воли! Мы себе не просили этой жизни — зачем же она дана нам — если бы была причина… но ее нет. Вот Рубен Дейль верит, что есть причина, и потому находить, что все хорошо — но он необразованный и ничего не знает… Что бы нашел он сказать про этого нищего? мог бы он объяснить, для чего его Бог создал такое ужасное творение?» Тут, видно, какая-то мысль вдруг прервала его размышление, он быстро вышел и спустился вниз. Он обошел все комнаты, тщательно стараясь разыскать книгу, о которой он вдруг вспомнил — но ни в кабинете отца, ни в гостиной, ни в комнате матери, этой книги не нашлось. Тогда, через коридор, он прошел к кухне, и вызвал оттуда одну из горничных, которая приветливее других относилась к нему.

— «Люси», спросил он, «есть ли у вас книга Нового Завета, и можете ли вы одолжить мне ее на несколько минуть?»

— «С удовольствием, м-р Лионель», добродушно улыбаясь, сказала Люси, «я вам сейчас принесу книгу, которую я получила при выпуске из школы.»

Она ушла и скоро вернулась, бережно держа в руках книгу, завернутую в тонкой бумаге.

— «Видите, какая она красивая», сказала она, приподнята бумагу, «пожалуйста, милый, чернилами ее не закапайте и, когда отыщете, что вам надо, принесите назад».