История дьявола

При упоминании греческих богов на память чаще всего приходят герои в легких одеждах, которые не вникали в дела земные, если только не возникало желания поссорить людей между собой. И речи не может идти ни о чем подобном в монотеизмах, где Бог неустанно следит недремлющим оком за каждым шагом человека в отдельности и поведением всех людей вместе; подтверждением тому служит история городов Содом и Гоморра, когда Господь пролил дождем серу и огонь.

На фоне монотеистических религий греческие боги выглядят едва ли не легкомысленными, если не сказать больше — нелепыми. Ни один из них не способен зажечь искру божью в душе верующего, к чему стремятся небожители монотеистических религий — Иегова, Господь или Аллах, чтобы божественный огонь превратил в пепел все чуждое в человеке, очистил от случайного и наносного и привел к озарению. И если пойти на поводу подобного врожденного заблуждения людей, часто усматривающих прогресс в преобразованиях, как отражении иллюзий о «смысле истории», то пришлось бы согласиться с тем, что монотеистическое представление о божественном более широко, глубоко, динамично и таинственно по сравнению с воззрениями греков о повелителе Олимпа Зевсе.

Все поиски дьявола или его прообраза в религиях Греции и Рима заранее обречены на провал, ибо, если бы в греческой мифологии оказалось какое-либо чудище, которое, на худой конец, могло занять место прародителя в родословной монотеистического дьявола, оно интересовало бы нас не больше сказочного змея из Арля, о котором упоминается в провансальских легендах. Общеизвестно: человек имеет таких врагов, каких заслуживает. И если бы это утверждение было в полной мере применимо к Древней Греции, то мы могли бы говорить об исключении из общего правила, а произведения искусства и памятники истории этой прекрасной страны годились бы разве только для запасников музеев.

Однако все обстоит иначе. И мировую историю невозможно представить без Греции, так же как, впрочем, и без Рима.

Греция, какой ее знают европейцы, начиная с эпохи Возрождения и особенно после великих открытий XVIII века, сделанных во время раскопок и привлекших внимание ученых к греческой цивилизации, представляет собой нечто большее, чем случайный эпизод в истории развития человечества, — Эллада стала для всех людей ареной борьбы свободной мысли со старой, отжившей идеей, которую насаждают монотеизмы: «Нет дьявола — нет бога!» И только победа в этом споре сможет окончательно покончить с предубеждением, что без дьявола человечество непременно обречено на безбожие.

В конце концов, это битва Тесея[284] с Минотавром, единственным греческим чудовищем, отдаленно напоминающим нашего дьявола своими рогами. Возможно, неслучайно Минотавр приходился сводным братом Ариадне[285], по странной и фатальной ассоциации женщины и чудовища. Изучать Грецию — это все равно что спускаться в лабиринт, где затаился Минотавр, а затем принимать участие в метафизической корриде, открывающей дорогу к морскому побережью, на котором колючий соленый ветер непременно развеет страшное воспоминание о мерзком дыхании, а пена смоет с тела кровь, слюну и пот чудовища.

Воздадим хвалу Греции за то, что она сумела предохраниться от дьявола.

Но какой Греции? Той, чье имя долгое время ассоциировалось со спекуляциями, заимствованными из теоретических выкладок ученых XVIII и XIX веков и основанными главным образом на результатах изучения «века Перикла»[286], продолжавшегося в действительности не более пятидесяти лет. Так, аттический период характерен для Эллады так же, как если бы век Людовика XIV давал представление о всей истории Франции. Греция отнюдь не мраморная глыба, высеченная одним махом гениальным скульптором, которую тотчас утащили к себе римляне, чтобы выставить напоказ всей Европе, как до сих пор считают некоторые ученые. Небо над головами греков вовсе не похоже на окрашенную в нежные тона декорацию, на фоне которой парят бесплотные боги. Греческая культура распространилась по всему средиземноморскому бассейну, достигнув даже границ Азии. Находившаяся за пределами Эллады Александрия[287] заслуживает того, чтобы ее отнесли к греческой территории так же, как Афины или Коринф. От самых истоков и до упадка, от микенских набегов[288] II тысячелетия и дорийского вторжения XII века до н.э.[289] до возвращения византийских гераклидов[290] в VII веке мировоззрение греков претерпевало на протяжении почти тридцати веков такие метаморфозы, какие, пожалуй, не происходили ни с одной другой цивилизацией, за исключением, может быть, китайской.