История династии Романовых

Все это так. Но нам ведомы и мрачнейшие страницы из нашей новейшей истории с еще большим абсолютистским централизмом. Как же Прокопович «проглядел» наиглавнейшее?! На новом этапе российской истории дух прогрессивных преобразований, начатых Петром I, как раз и заключался теперь в ограничении самодержавия «приличнейшими узаконениями». Эти «кондиции» открывали возможность конституционного, затем парламентского и, наконец, демократического пути развития России.

Главной фигурой среди «верховников» был европейски образованный, знаменитый российский библиофил, первый в России конституционалист старый князь Дмитрий Михайлович Голицын. Считалось, что он - традиционный противник петровских дел. Действительно, по его совету была беспрецедентно сокращена численность русской армии: две трети офицеров-дворян распущено по имениям на отдых и поднимать запущенное хозяйство; были урезаны также кредиты на расширение войны с Ираном. Но ведь эти петровские мероприятия стали уже анахронизмом и подрывали экономику. По совету князя перенесли столицу из Санкт-Петербурга в Москву. Но и этот шаг на новом этапе исторического пути российской государственности мог бы быть прогрессивным. После устранения Меншикова в 1728 году в Верховном тайном совете установилось фактическое правление Дмитрия Голицына, тем более что в совет вошел и его родной брат Михаил - знаменитый фельдмаршал и военачальник петровской поры, известный, между прочим, и тем, что штурмом взял у шведов Шлиссербург. Ирония судьбы, но в казематы Шлиссербурга был упрятан за вольнолюбивые и тщетные мечтания сделать из России правовое конституционное государство его брат Дмитрий Михайлович.

Но ведь факт, правда, замалчиваемый в официальной историографии (не потому ли, что не укладывается в концепцию обязательной позитивности централизма?), что в годы голицынского правления сняли тяжелейшие поборы, введенные в период Северной войны, да так и не отмененные после Ништадтского мира, списали миллионные крестьянские недоимки, упразднили строгую регламентацию торговли и наконец - о первый проблеск правового демократизма! - ограничили деятельность тайной канцелярии. И ведь действительно: все тогда почувствовали, как полегчало. Назревавшее мужицкое восстание отодвинулось почти на полстолетия, без взбадривания отеческой дубинкой «сверху» развивались ремесла и торговля, возникали новые мануфактуры, строились дороги и каналы, осваивались новые земли. Разве не почувствовали тогда россияне, как «обмяк» жесткий служебный петровский регламент, как рассеивался страх перед Тайной канцелярией?! Оживилась экономика, повеселела ярмарка. Русский человек! Его только пробудить, дать изначальный толчок - и работа закипит и заспорится в его руках. Почему же тогда сотни тысяч дворян не приняли голицынские «кондиции» и оппозиция просвещенного дворянства с Прокоповичем во главе способствовала тому, что с «затейкой верховников» было покончено? Не потому ли, что конституционные свободы дворянства и купечества, ограничивающие самодержавие, в своем развитии неминуемо привели бы к освобождению и остального народа - мужиков?!

Отстаивая прогрессивные петровские преобразования, Прокопович не представлял для русского общества, которое виделось ему в виде безбрежного океана с отливами и приливами и с неожиданными бурями, какой-либо иной отрегулированной системы, кроме централизма с самодержавием во главе. Отсюда и неприятие идеи ограничения самодержавия конституцией. В «кондициях» ему мерещилось всевластие аристократической олигархии, олицетворяемой, по мнению философа, «тираном и диктатором», старым князем Дмитрием Голицыным, и владычество которой неминуемо должно ввергнуть Россию в пучину гражданской войны и общегосударственного захирения. Философ относит главнейшие государственные проблемы мира внешнего и миротворения внутреннего к обязанностям верховной власти в лице просвещенного и самодержавного монарха. «Мира плоды от вне, - пишет Прокопович, - беспечалие от нашествий, и безопаснии к чуждым странам, купли ради и политических польз многих исходы и выходы. Плод же мира от внутрь, есть умаление народных тяжестей, что будет, если не будет расхищения государственных интересов… плод мира есть общее и собственное всех изобилие, что будет, если переведется много множество тунеядцев, искоренятся татьбы и разбои, и искусство экономическое заведется, плод мира есть, великих честных учений стяжание».

Иной альтернативы централизму Прокопович представить себе не мог. Его борьба за продолжение петровских дел была последовательной, хотя, возможно, и велась в неверном направлении. После смерти Петра I он поддерживает Екатерину I и Меншикова. Зная цену обоим, особенно амбиции «светлейшего князя» Александра Даниловича, он, тем не менее, рассчитывает на силу инерции петровских реформ…