Заговорщики встретились и еще раз подтвердили свои клятвы в рождественский вечер. Утром они отправились в церковь Св. Стефана и молились святому, чтобы тот благословил их великое и богоугодное дело и простил им осквернение церкви кровопролитием, поскольку эта кровь должна восстановить свободу Милана. Такую необычную молитву придумал для этого случая Карло Висконти, и они произнесли ее вместе с другими традиционными молитвами к этому святому. Затем заговорщики прослушали мессу. Они вернулись в церковь слишком рано и спрятались в комнате настоятеля, их друга, чтобы не мерзнуть и не привлекать к себе внимания. Возгласы собравшейся толпы, которая из-за долгого отсутствия герцога оказалась более многочисленной, чем обычно, предупредили их о его приближении. Лампоньяно и Ольджато, надев кирасы и приготовив длинные кинжалы, вместе с несколькими отъявленными негодяями, нанятыми и вооруженными заговорщиками, расположились по правую сторону. Карло Висконти стоял слева. Герцог спешился и бросил поводья своему мавру-конюху. Большая часть его свиты прошла вперед. За ними шли охранники, затем слуги, пытавшиеся отодвинуть толпу и расчистить для него дорогу, затем шел сам герцог между послами Мантуи и Феррары. Лампоньяно притворился, будто помогает расчистить проход, но затем, припав на одно колено, словно желая подать прошение, тотчас нанес герцогу две смертельные раны, одну в живот, а другую в горло. Ольджато поразил герцога в левую грудь, в горло и в запястье. Висконти также нанес ему три удара сзади. Они хорошо справились со своей задачей. Воскликнув: «О Матерь Божья!», Галеаццо упал замертво. Один из наемных убийц также нанес ему удар и убил слугу, но остальные слуги и охранники набросились на убийц с таким неистовством, что, казалось, они сокрушат всю церковь. Висконти тут же убили.
В те времена женщины, которых в тот день собралось необычайно много, в церкви сидели на полу. Лампоньяно, которого у входа ждала лошадь, пробивался сквозь них, в надежде спастись бегством, но его преследовал огромный мавр, личный слуга герцога. Запутавшись в одеждах женщин, Лампоньяно упал и был убит на месте. До конца дня мальчишки таскали по улицам его обезображенный труп. Женщины бросились к двери, но несколько негодяев, воспользовавшись общей суматохой, стали срывать с них драгоценности и украшения. Через несколько часов заговорщики и их пособники были повешены или четвертованы, а головы их выставили в Бролетто Нуово.
Только Ольджато удалось бежать. Он отправился к себе домой, не в силах поверить в то, что смерть тирана не вызовет всеобщего ликования, за которым последует возврат к свободе, знаменующий собой начало новой эры. Его семья не знала, что с ним делать. Отец выступил против него и угрожал убить его. Тронутый мольбами его матери, некий священник сжалился над Джилорамо, согласившись спрятать его на пару дней. Затаившись в своем укрытии, он мечтал о том, как поведет за собой толпу на разграбление домов Чикко и других прислужников тирана, обещая людям, что больше никогда не будет тяжелых налогов, если они лишат дворянство власти и учредят республиканское правление. Он не мог даже представить себе, что весь город с ужасом воспринял весть об убийстве, а заговорщики навлекли на себя всеобщие проклятия.
Ольджато узнали, когда он пытался скрыться переодетым. Он раскаялся во всем, кроме убийства, заявляя, несмотря на все пытки, что он уверен в том, что благодаря этому поступку ему простятся все его грехи. Ему было двадцать два года. Когда палач начал вскрывать ему грудь тупым ножом, он воскликнул: «Collige te, Jerome: stabit vetus memoria facti. Mors acreba, fama perpetua» — «Мужайся, Джилорамо! Память об этом сохранится надолго: смерть жестока, но слава — вечна!» Весьма любопытным документом является подробное описание заговора, записанное с его слов после чудовищных пыток. Корио приводит его латинский оригинал.
Бона отослала в церковь два кольца, перстень с печатью и золотую мантию, в которой Галеаццо изъявлял желание быть похороненным. Похороны прошли в Дуомо без каких-либо торжеств. Убийство вскоре превратилось в легенду, а Ольджато стал героем народной поэзии.