Второй по немъ Аполлинарий и онъ тоже не мало приноситъ огорчения церкви. Требование осуждения Аполлинария было также попыткой реабилитировать ошибки своей молодости и вызвано желаниемъ очистить себя отъ подозрений на Востоке. Не столько собственное учеяие Аполлинария, сколько шумъ, поднятый севастийцами на Востоке по поводу найденнаго письма Василия къ Аполлинарию, содержавшаго савеллианския мысли, побудилъ Василия хлопотать объ анафеме на Аполлинария. И самыя обвинения, представленныя противъ него, странны и едва–ли могутъ быть подтверждены другими источниками. «Есть у него разеуждения, — пишетъ онъ на Западъ, — сложенныя баснословно, въ которыхъ онъ говоритъ, что опять возвратимся къ подзаконному служению, опять будемъ обрезываться, субботствовать, поклоняться въ храме иерусалим–скомъ и проч.» — Третий обвиняемый Павлинъ. Это было уже дерзостью въ отношении къ Западу. Василий находитъ неканоничнымъ самое рукоположение его и огорчается склонностью къ учению Маркелла, последователей котораго онъ принимаетъ безъ различия въ общение съ собой.
Въ Риме состоялся соборъ. Изъ восточныхъ, принимали въ немъ участие—Петръ александрийский, Акакий, епископъ веррийскийи, быть можетъ, Александръ иерополь–ский. Памятниками этого собора остались фрагменты его определения, начщающиеся словами: illud sane miramur и non nobis quiddam, досланные къ восточнымъ въ виде ответа на посольство. Но Василий уже не дождался его.
Два грустныхъ и обидныхъ факта пришлось еще перенести Василию въ самомъ конце своей жизни. Всю жизнь свою онъ боролся съ Маркелломъ и неустанно требовалъ осуждения его отъ Афанаяия, но въ конце своей деятельности долженъ былъ примириться съ его последоватедями и принять ихъ въ общение. Несмотря на все просьбы Василия, Маркеллъ умеръ въ общении съ Афанасиемъ. Около 372 года диаконъ Евгений представилъ въ Александрию исповедание отъ «великаго множества» людей, которые все еще считали своимъ отцомъ Маркелла. «Мы не еретики, — значилось въ немъ, — какъ ложно клевещутъ на насъ. Мы ясно анафематствовали арианство, исповедуя вместе съ никейскими отцами, что Сынъ не тварь, но изъ сущности Отца и единосущенъ Отцу