История догматических движений в эпоху Вселенских соборов

Константинопольский соборъ представлялъ собой полное выражение восточнаго богословия и восточныхъ интересовъ. Уже то одно, что на соборе председательствовалъ Мелетий и потомъ Нектарий, а не Тимофей александрийский, — было знамениемъ времени. Александрийския притязания отвергнуты имъ были во всей силе. Не говоря уже объ осуждении Максима Циника, особымъ правиломъ соборъ постановилъ, что александрийский епископъ долженъ управлять церковными делами только въ Египте. И по адресу Запада онъ далъ сильный отпоръ: вопреки всемъ стараниямъ Рима въ пользу Павлина — Флавианъ былъ поставленъ на антиохийскую кафедру и на все попытки папы подчинить себе Востокъ онъ ответилъ постановлениемъ: «Константинопольский епископъ да имеетъ преимущество чести после римскаго епископа, такъ какъ Константинополь естъ новый Римъ». Ничего более обиднаго нельзя было придумать для Рима (а также и для Александрии), чемъ это правило. Оно, конечно, не было принято римской церковью. Императоръ утвердилъ все постановления собора и въ новомъ своемъ рескрипте, изданномъ 30–го июля, повелевалъ «передать тотчасъ же все церкви епископамъ, исповедующимъ одно величие и силу (virtutis) Отца, Сына и Св. Духа, одну славу и одну честь (claritatis), и темъ, которые состоятъ въ общении съ Нектариемъ въ константинопольской церкви, въ Египте съ Тимофеемъ александрийскимъ, на Востоке (диоцезъ Oriensis) съ Пелагиемъ лаодикийскимъ и Диодоромъ тарсийскимъ, въ проконсулярской Азии и азийскомъ диоцезе съ Амфилохиемъ иконийскимъ и Оптимомъ антиохийскимъ (въ Писидии), въ диоцезе Понта съ Елладиемъ каппадокийскимъ, Отриемъ мелитенскимъ и Григориемъ нисскимъ, въ Мизии и Скифии съ Терентиемъ, епископомъ Томи, и Мартариемъ маркианопольскимъ. Всехъ, кто не вступитъ въ общение съ поименованными епископами, какъ явныхъ еретиковъ, изгонять изъ церквей». Новый рескриптъ выражалъ собой радикальную перемену въ церковной политике Феодосия. Какъ мы видели, эдиктъ 379 года, написанный подъ влияниемъ Асхолия, образцами веры для всей церкви ставилъ Дамаса и Петра (т. — е., западное богословие): онъ основался на незнакомстве императора съ настроениемъ восточныхъ церквей, и его применение на практике, если бы оно осуществилось, повело бы за собой неисчислимыя гибельныя последствия. Более близкия сношения съ восточными епископами и соборъ 381 г. открыли ему глаза на действительное положение делъ, — и въ новомъ своемъ узаконении онъ рекомендуетъ авторитетами лишь однихъ восточныхъ епископовъ. Дамасъ совсемъ не названъ, влияние александрийскаго епископа ограничивается лишь Египтомъ. Любопытно, что въ рескрипте не упомянутъ ни Павлинъ, ни Флавианъ. Очевидно, Феодосий не терялъ еще надежды на взаимное примирение ихъ и предоставлялъ свободу для новыхъ попытокъ въ этомъ налравлении.