История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Когда Мисипса в 118 году умер, Югурта отобрал трон силой; его приспешники убили одного из кузенов, другому же, Адгербалу, удалось бежать из страны. Чтобы быть уверенным, что римляне не примут сторону законного наследника, Югурта «направил в Рим послов с золотом и серебром» для подкупа сенаторов. Это сработало: «Их резкое негодование по поводу Югурты сменилось любезностью и расположением», – замечает Саллюстий.³

Адгербал явился в Рим с просьбой о помощи – но обнаружил, что деньги Югурты уже утвердили того на троне. Сенат отдал распоряжение, чтобы царство разделили между ними обоими. Когда они оба оказались в Нумидии, Югурта начал против Адгербала войну, заманил его в свою столицу и замучил там до смерти.

Народное возмущение не оставило Сенату возможности игнорировать произошедшее. В 111 году в Нумидию послали консула с армией, чтобы наказать Югурту. Но, как и многие другие римские официальные лица, консул был открыт для коррупции. «Югурта заслал агентов, которые посулили консулу деньги», – говорит Саллюстий, и тот «быстро поддался», подвергнув Югурту символическому штрафу, а затем вернулся домой.⁴ Тогда было отправлено другое официальное лицо, чтобы доставить Югурту в Рим для ответа перед судом – но, оказавшись в Риме, он заплатил трибуну, чтобы тот остановил разбирательство. Сенат отослал Югурту домой. Проходя через городские ворота, он, как говорят, оглянулся и произнес: «Вот город, выставленный на продажу, и если он найдет покупателя, его дни будут сочтены!»⁵

Этот парад подкупов разозлил римскую публику, которая узрела в нем все, что сама ненавидела в собственном коррумпированном правительстве. Но лишь в 109 году до н. э. на сцене появился некий римский офицер, приобретший в деле Югурты репутацию честного человека. Его звали Гай Марий, и он был «новым человеком», то есть выходцем из семьи, не имевшей ни политической власти, ни денег. Он уловил настроение римлян, что сослужило ему хорошую службу. Два года он провел, честно сражаясь в Северной Африке, а в 107 году его избрали консулом.[277]

После этого он провел еще три года в лагерях, сражаясь против Югурты. Наконец с помощью своего старшего офицера Луция Корнелия Суллы (тот самый Сулла, который встречался с Митридатом II, устанавливая контакт между римлянами и парфянами около пятнадцати лет тому назад), Марий смог заманить Югурту в ловушку и взять его в плен.

Югурта в цепях был препровожден в Рим, став символом не просто римской победы, а триумфа честности простолюдина над коррупцией аристократии. Самого Мария приветствовали как победителя. Впоследствии его избирали консулом еще пять раз подряд.

В действительности это противоречило римской конституции, которая не позволяла служить консулом год за годом (и приобретать все больше и больше власти). Но Марий стал народным любимцем. К тому же, конституция не помешала забыть закон ради богатых и могущественных или ради прежних борцов за простой люд, братьев Гракхов, – так почему бы она должна быть против теперь?

Впрочем, самого Мария, одарившего гражданством тысячи италийских союзников Рима за их помощь в битве, все же обвинили в нарушении конституции: «Простите, – ответил он на это, – но шум битвы помешал мне расслышать требование закона».⁶

После шести консульств Марий – понимая, что вероятность победить в седьмой раз мала, – взял самоотвод, выйдя в отставку. Рим не вел настоящих войн со времени взятия в плен Югурты, а Марий (как пишет Плутарх) «не имел склонности к мирной жизни в качестве простого гражданина».⁷

Однако настоящая война не заставила себя долго ждать. Италийские города на полуострове, все – римские подданные – много лет просили сделать их полноценными римскими гражданами с правом голоса. Но эту привилегию Сенат предоставлял весьма скупо. Общее ощущение, что простой люд Рима попирается ногами, выплеснулось наружу, и на окружающих итальянцев также. Они осознали, что мало внимания уделяется их постоянным просьбам: «Тиберий Гракх был настойчив при поддержке граждан, – заметит Цицерон позднее, – но отрицал права и договоренности с союзниками и латинянами».⁸ Теперь союзники и латиняне хотели участвовать в делах Рима[278] – и быть, по словам древнего историка Юстина, не просто гражданами, но партнерами в могуществе Рима. ⁹