История Джейн N

– Ответ отрицательный. Подожди, а почему ты спрашиваешь? Он заходил к тебе? Что-то случилось?

– Нет, по крайней мере, насколько мне известно.

– Вот дерьмо. Ты меня напугала.

– Ты знаешь, чего он от нас хочет?

– Вопрос на миллион долларов, но я не собираюсь выяснять. Ты в деле?

– В каком?

– Побег?

– Откуда мне знать, что я могу тебе верить?

– Думаю, не можешь. Но что тебе терять? Пентхаус? Пятизвездочное обслуживание?

– Нет никакого обслуживания. Он перестал приносить мне еду и выключил свет.

– Черт, серьезно?

– Серьезно, – пробормотала я, сдерживая рыдания.

Похоже, он это почувствовал, так как начал тараторить, чтобы мне не пришлось говорить.

– Парню нравится, когда ты играешь по правилам: ставишь подносы и тарелки в коридоре, выкидываешь мусор раз в неделю… Он, кстати, проверяет, что именно ты выбрасываешь. И заметит, если ты ничего не просишь, то есть не израсходовала свои припасы. Так что пользуйся всем, заполняй дурацкие контрольные списки и следуй его грандиозному плану, каким бы он ни был, просто чтобы выиграть время. А поскольку я умею читать мысли, держу пари, ты хочешь спросить, знаю ли я, кто он такой. Ответ – нет. Я встретил его на вечеринке. Он казался вполне нормальным. Мы поболтали, обсуждая достоинства спорткаров и классических машин. Он спросил, не хочу ли я глянуть на его тачку – вроде бы «Камаро» 1968 года. Я пошел за ним на улицу, но ничего не увидел. Следующее, что я помню, – это как очнулся в багажнике его машины.

– Значит, он накачал тебя наркотиками.

– Мягко сказано. Дело в том, что я не помню, как он на меня напал или чтобы я отбивался.

– Раз вы были на вечеринке, его наверняка видели и другие.

– Может быть. То есть скорее всего. Но я не уверен, что он там кого-нибудь знал. Парень казался каким-то потерянным, просто болтался рядом. Единственная причина, почему я вообще пошел вниз: Хейли – девушка, которая устроила вечеринку, – попросила меня принести немного еды. Парень сказал, мол, искал туалет, свернул не туда, а затем признался, что ненавидит толпу. Вот так мы и разговорились.

– Ну, если он был на вечеринке, значит, должен был знать Хейли.

– Может быть.

А может, и нет. Ничего не было ясно.

– А теперь скажи, что ты такого сделала? – спросил он. – Раз тебе перестали носить пищу и отрубили электричество.

– Ты действительно хочешь знать?

– Поэтому я и спрашиваю.

И поэтому я рассказала ему, этому незнакомцу, этому человеку, которому не знала, могу ли доверять, гораздо больше, чем он хотел услышать: о моей истерике и о том, как сильно я скучаю по Шелли; о телефонном звонке, который сделала родителям из багажника машины монстра, и о том, как все еще слышу рыдания матери.

– Моя мама – самая храбрая, сильная, самая крепкая женщина из всех, кого я знаю. И слышать ее крик… – Я глубоко вздохнула, не в силах удержать слезы. – Прости.

– Не извиняйся. Я тоже через это прошел.

– Когда только сюда попал?

– Тогда, на следующий день и большинство ночей после этого. Только найдя вентиляционное отверстие, я перестал жалеть себя.

– А когда ты его обнаружил?

– Около недели назад. Но будь уверена, раз я зашел так далеко, то вытащу нас отсюда. Так что во время долгих пауз, когда кажется, что вот-вот сорвешься, думай обо мне: как я ползаю в лабиринте воздуховодов и прокладываю нам путь.

Мысль, что Мейсон включил меня в свой план, была слишком большой, чтобы просочиться через мое истерзанное горло, поэтому я ею подавилась.

– Мне пора, – сказал он. – Не хочу, чтобы он меня застукал. Мне прийти завтра?

– Пожалуйста, еще не уходи.

– Хорошо, но только минут пять. О чем ты хочешь поговорить?

– О чем угодно. – Я прижалась к стене, посасывая сочащийся кровью большой палец, и слушала, как Мейсон рассказывает мне о ферме, где жил с отцом, о разведении цыплят и пчел и продаже яиц и меда.

Не знаю, как долго Мейсон говорил, потому что в какой-то момент я заснула под успокаивающие переливы его голоса. Он обволакивал меня, как бархат, и защищал от темноты.

Тогда 20

Едва проснувшись, я двинулась в ванную комнату, прокладывая путь среди вещей. Внезапная вспышка света опалила глаза, и я зажмурилась. Затем подошла к шкафу и заглянула за него. Никаких вентиляционных отверстий.

Я проверила унитаз и раковину. Похоже, вентиляцией служил лишь плинтус вдоль дальней стены главной комнаты.

Тем не менее я продолжала искать, ползая под кроватью, ощупывая стены, напоминая себе, что отсутствие зрения не останавливает слепых. Нужно быть храброй. Нельзя развалиться.

Еще мне нужна была коробка брауни. Где же она? Я подняла одеяло, зная, что лакомство лежит там, предвкушая, как нащупаю острые углы длинной тонкой упаковки.

Но ее там не оказалось.

Под подушкой тоже.

И за изголовьем.

В темных, помутившихся уголках моего разума потеря пирожных была равносильна потере друга.

Я продолжала искать, рылась в одежде на полу, распутывала паутину простыней и разбирала груду коробок с крекерами и печеньями. Я обшарила каждый квадратный сантиметр комода и шкафа.

Ничего.