История экономического развитие Голландии в XVI-XVIII веках

Даже давно пришедшее в упадок лейденское суконное производство пытались оживить при помощи различных экспериментов. Известен ряд проектов конца XVIII в. и начала XIX в., имевших целью вывести это производство из его печального состояния. Цеховые преграды пали, и в голову приходили всевозможные планы протекционистского свойства, вроде того, чтобы вменить в обязанность всем городским служащим одеваться только в лейденское сукно. Но падения не задержали: в 1810 г. оставалось 60 ткацких станков против 150 в 1753 г. Если в среднем считать 30–40 чел. на станок[417], то ясно, как низко пало производство^{1257}. И все-таки, несмотря на общее тяжелое положение, и в то время возникали еще новые предприятия. Так например, в 1801 г. открылась тиковая фабрика в Гарлеме^{1258},[418] а в 1802 г. ситценабивная фабрика в Гауде^{1259}.

В это именно время, на смене столетий, английская хлопчатобумажная промышленность обогнала нидерландскую. В 1802 г. в Энсхеде насчитывалось около 50 прядильных машин, которые считались, впрочем, отстающими от английских по своим техническим качествам. Вообще в Нидерландах с большим трудом свыкались с применением машин в промышленности^{1260}. Последовавшее затем беспокойное время, с блокадой Англии, не было благоприятным для введения машин в Нидерландах. Хлопок получали из Амстердама, являвшегося до континентальной блокады крупным рынком хлопка для всего континента.

Во время французского господства в связи с упадком судостроения пришли в упадок также связанные с ним отрасли производства. До 1795 г. в Роттердаме было — кроме верфи Ост-Индской компании и государственной верфи — еще 7 частных верфей, строивших ежегодно 5–7 судов и занимавших приблизительно 600–700 рабочих. Теперь они заглохли. То же случилось с тамошними канатными заводами, которых прежде было 4. Теперь из них действовали только 3, притом на местной пеньке; в них работали 30–35 рабочих вместо прежних 60–70.^{1261}

На голландское судоходство континентальная система и последующее присоединение к Франции оказали не менее пагубное влияние, чем на промышленность. Уже с наступлением нового века голландские суда начали все чаще и чаще искать себе прибежища под иностранными флагами. Голландские купцы даже тайно сооружали французские и английские каперские суда, которые охотились за голландскими кораблями; таким путем их хозяевам доставались деньги за страховку и выручка с захваченных товаров, которые продавались в Англии или во Франции. Постепенно все судоходство перешло в руки нейтралов, а именно Гамбурга, Бремена и Дании^{1262}.

По временам, в результате континентальной системы, голландские порты оставались совсем закрытыми, например с конца ноября 1808 до июня 1809 г.^{1263}. Присоединение к французской империи Гамбурга и Бремена закрыло доступ голландцам и под их флаги. Теперь торговля Нидерландов с заграницей могла вестись только по имперским лицензиям; императорское правительство не без успеха придерживалось и здесь, как и в ганзейских городах, такой системы изъятий из общих воспрещений для судоходства и торговли.

Все суда должны были отплывать из Амстердама или из Роттердама; третья часть груза по стоимости должна была состоять из шелковых материй и предметов роскоши французского производства, в остальном из масла или сыра, клеверных и цветочных семян, цветочных луковиц, горчичных семян, вина, цемента, кирпича, слив, голландского полотна, тканей, бумаги и т. п. Ввозить разрешалось: строевой лес для кораблей, доски, мачты, дерево для бочарного производства, рогожи, смолу, медикаменты, серу, кожи из Буэнос-Айреса, льняное семя, золото, серебро, испанские пиастры. Стоимость экспорта сообразовалась с ценами места назначения груза, стоимость импорта — с ценами заграничного рынка, где товары были закуплены^{1264}. Коммерсанты жаловались также на в высшей степени странные постановления; так, ввоз шелков и предметов роскоши в Англию был воспрещен и возможен поэтому не иначе, как контрабандным путем. Лицензии, единственной целью которых было выкачивание денег из Англии, являлись вообще поводом к большим злоупотреблениям и причиняли много хлопот даже самим французским чиновникам. Судоходная и письменная связь с Англией не прекращалась полностью даже и помимо лицензий. Даже обмена товарами не удалось подавить окончательно. Большинство мэров мелких прибрежных голландских городов принимало участие в этой торговле^{1265}.

Столь же печально было положение сельдяного промысла. Сильный упадок в нем замечался уже в конце XVIII столетия^{1266}, но с 1807 г. он ускорился. В 1810 г. вышло в море всего 20 буйсов, которые привезли 194 ласта рыбы^{1267}. Для Делфсхавена последние известные нам цифры относятся к 1795 г.; в тот год вышел в море один единственный буйс и привез целых 13 ластов рыбы. Многие суда для ловли сельдей перешли в руки иностранцев; особенно предприимчивыми в этом направлении были жители Ольденбурга^{1268}.