Читаем История елочной игрушки, или как наряжали советскую елку полностью

На примере той же елочной игрушки становится совершенно очевидной актуальность проблемы изучения ребенка как «продукта» визуального конструирования и как субъекта визуальной культуры. Ведь именно визуальное на протяжении достаточно долгого времени является основным способом детского познания и приобщения ребенка к окружающему миру. Позднее визуальное частично вытесняется и замещается вербальным, но при этом в целом сохраняется. В отдельных случаях оно вновь выходит на первый план, поскольку одним из характерных свойств детского восприятия и детской памяти является эйдетизм – способность к запечатлению и сохранению наиболее ярких, наиболее наглядных, в первую очередь зрелищных образов.

В своих воспитательных стратегиях и практиках советская власть не раз пользовалась услугами визуального как одного из самых доступных и массовых, согласно ее представлениям, способов обретения советскости и для взрослой, и для детской аудитории. Безусловно, при обращении к каждой из этих категорий зрителей существовала своя специфика, но некоторые подходы успешно срабатывали в обоих случаях. Таковыми оказались, например, «новые» советские революционные празднества 1920-х годов. Их достаточно синтетичная, зачастую уходящая корнями в прошлое, но заговорившая новым языком визуальная символика оказалась понятной и успешно воспринимаемой как детьми, так и взрослыми. Этот опыт был востребован и удачно применен в случае с возвращением в середине 1930-х годов рождественской/новогодней елки (и ее атрибутов, в том числе елочной игрушки). Именно детям принадлежала особая роль в процессе трансляции новой советской праздничной культуры в российские семьи и «осовечивания» старого рождественского праздника. В воспоминаниях находим примеры того, как в некоторых семьях взрослые не хотели зажигать елку в Новый год, оттягивая этот момент до Рождества, то есть до 7 января. Но дети, увидев зажженные накануне Нового года общественные елки, не желали ждать этого события целую неделю и ломали сложившиеся домашние правила, традиции и стереотипы393: «Наша елка восхищала не всех. Очень неодобрительно смотрела на нее соседка по коммунальной квартире, и всякий раз объясняла моим родителям, что негоже наряжать елку так рано до наступающего Рождества. Ее елка, покорная и связанная, стояла на террасе нашего деревянного московского дома и ждала своего дня. И только шестого января, скромно украшенная, но зато с живыми свечами, она воцарялась в углу комнаты соседки до наступления, как та говорила, настоящего Нового года»394.

Суть новой елочной игрушки была заложена не столько в ее внешнем виде и форме, сколько в ее смысле. Выстраиваемый на елке предметно-образный ряд, состоящий во многом из достаточно традиционных, привычных предметов, должен был отныне заключать в себе новый символический смысл и новые символические функции, направленные и на отторжение былой религиозной традиции, и на воплощение советского имперского дискурса. Между тем символ «всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее»395. Мало кто из находившихся на елке задумывался над тем, что советские елочные украшения имели своих прямых рождественских предшественников с глубокими библейскими корнями: Вифлеемская шестиконечная – красная пятиконечная звезда; яблоки – шары с изображением советской символики; фигурки ангелов – фигурки красноармейцев, пионеров, пионерок и т. д. Скрытая символическая преемственность, невысказанный смысл воссозданного на елке образа нового советского рая был понятен немногим. Связи между «старой» и «новой» елочной игрушкой были достаточно сложны и многослойны, и их нелегко было угадать. Для детей скрытый смысл елочной игрушки был слишком сложен, в том числе и в силу прерывания традиции – ведь для большинства мальчиков и девочек елки второй половины 1930-х годов были, по их собственным словам, первыми в жизни396. Многие дети вообще не знали, что такое елка: «Дети говорили: “Елка в лесу?” Когда педагог объяснил, один ребенок сказал: “Первый раз слышу, чтобы на елке росли игрушки”»397. «Приближался 1935 год. В СССР возобновили обычай устраивать новогодние елки. Я еще тогда не знал, что это такое. Мне решили сделать сюрприз. У соседки был куплен старинный набор заграничных елочных игрушек… и я увидел доселе невиданное зрелище», – сообщал в автобиографических записках, составленных спустя много лет после описываемых событий, их автор398.


Дореволюционная рождественская и советская новогодняя открытки


Перейти на страницу:

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука