Основные положения “конкретной” этики могут быть сведены к следующим моментам: обоснование нравственности как конкретной “религии” добра; создание индивидуального и неповторимого в сфере высших ценностей; построение системы нравственности на основе конкретных сфер общественной жизни: хозяйства, государства, права; конкретизация абстрактно-формального долженствования; определение конкретного призвания и назначения человека; научение конкретному нравственному деянию.
Суть проблемы “конкретной” этики удачно выразил Д.И. Чижевский (1894-1977) в программной статье “О формализме в этике (Заметки о современном кризисе этической теории)” (1929). Он ставит вопрос о том, как возможна этическая теория, в основе которой лежал бы принцип индивидуальноконкретной этической реальности, не являющейся в то же время реальностью эмпирически чувственной. Образцом такой теории может быть только “конкретно-идеальная” этика. Классической же формой построения этических идеальных типов может считаться, например, христианская (да и всякая иная) агиография, так же как и морализирующая биография в духе Плутарха. “Эти старые пути этического творчества, - подчеркивает Чижевский, - и поныне сохраняют свое основополагающее значение” [1]. Именно в этом направлении и развивалась в целом русская этическая мысль 20-х - 50-х годов.
1 Чижевский Д.И. О формализме в этике (Заметки о современном кризисе этической теории) // Научные труды русского народного университета в Праге. Прага, 1928. Т. 1. С. 203.
Особенно активным и плодотворным в русской этике этого периода был поиск путей конкретизации индивидуальности в ее отношении к Абсолюту. Это привело к созданию своеобразных нравственно-религиозных концепций, прежде всего, в рамках этики русского зарубежья: “авто-теургической этики” Г.Д. Гурвича, “этики Богочеловечества” С.Н. Булгакова, “этики жертвенного действия” А.А. Мейера, “этики сублимации как зависимости от Абсолютного” Б.П. Вышеславцева, “этики восходящих ступеней добра” СИ. Гессена, “теономной этики любви” Н.О. Лосского и др. Столь же своеобразными были опыты конкретизации индивидуальности в ее отношении к “другому” (“диалогическая” этика М.М. Бахтина и “доминантная” этика А.А. Ухтомского) и “другим” (этика “коллективизма” А.С. Макаренко) в рамках “неортодоксальной” этики и “моральной идеологии” в советской России.
860