История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III

Казалось бы, страшные зверства в Балте заставили высшие правительственные круги осознать, что прежняя политика попустительства погромам, практиковавшаяся целый год, не могла не опозорить Россию в глазах всего мира и подорвать общественное мнение. порядок в самой России. Как только это осозналось, незадачливый министр, который весь тот страшный год был лоцманом российской политики, должен был исчезнуть со сцены. 30 мая граф Игнатьев был отправлен в отставку, а граф Дмитрий Толстой был назначен министром внутренних дел.

Толстой был мрачным реакционером и поборником самодержавия и полицейской власти, но в то же время он был врагом всех проявлений самодурства, направленных на подрыв авторитета государства. Через несколько дней после своего назначения новый министр издал циркуляр, в котором повторил недавнее заявление своего предшественника о «решимости правительства преследовать в судебном порядке все виды насилия в отношении евреев», подчеркнуто заявляя, что «любое проявление беспорядков неизбежно привести к немедленному преследованию всех официальных лиц, которые обязаны заниматься предотвращением беспорядков».

Это энергичное заявление правительства произвело волшебное действие.

Все провинциальные администраторы понимали, что центральное правительство Санкт-Петербурга.

Петербург перестал шутить с зачинщиками погромов, и погромная эпидемия прекратилась. Начиная с июня 1882 г. погромы принимали все более и более спорадический характер. Кое-где вновь вспыхивали искры старого пожарища, но только для того, чтобы быстро затухать. В течение следующих двадцати лет, до кишиневской резни 1903 года, можно перечислить не более десяти сколько-нибудь значительных погромов, и все эти беспорядки были отдельными движениями, с чисто местной окраской и без признаков общего организации или силы эпидемии, характерной для погромных кампаний 1881 г. или 1903–1905 гг. Это лишнее доказательство того, что систематические погромы в России невозможны, пока центральное правительство и местные власти настроены против них честно и твердо.

Жесткие меры, принятые Толстым, вскоре нашли отражение в судебных процессах, возникших в связи с погромами. Раньше местные власти, как правило, воздерживались от привлечения к суду бунтовщиков, чтобы их показания не могли уличить местную администрацию, и даже когда против них в конце концов возбуждались дела, виновные большей частью отделались легкими наказаниями, например тюремным заключением на несколько месяцев. Но после июньского заявления правительства суды стали более строго относиться к бунтовщикам. Летом 1882 г. в судах рассматривался ряд дел, вытекающих из погромов в Балте и других городах. Наказания, назначаемые судами, часто были суровыми, но вполне заслуженными, такими как ссылка и заключение на каторжные работы, призыв в военные роты и т. д. В одном случае двое солдат, осужденных за грабежи и убийства, предстали перед военным трибуналом. и приговорен к смертной казни. Когда приговор был представлен на утверждение киевскому генерал-губернатору Дрентельну, балтский раввин, действуя от имени местной еврейской общины, выехал в Киев, чтобы поддержать виновных в их прошении о помиловании. Странно было слушать этот призыв о пощаде от имени преступников, повинных в насилии и убийстве, исходивший из стана их жертв, из разрушенных домов, еще звучавших стонами раненых и плачем о погибших и обесчещенных жизнях. женщины. Трудно поверить, что этот призыв к милосердию был вызван исключительно порывом прощения. Вероятно, с этим было связано опасение, что за смерть убийц отомстят их единомышленники, еще находящиеся на свободе.

Балтские евреи вскоре узнали, что за их смирение плохо отплатили высокопоставленные зачинщики беспорядков. В начале августа в Балту приехал генерал-губернатор Дрентельн. Он был чрезвычайно раздражен не только из-за недавнего циркуляра Толстого, в котором содержалась личная угроза ему как пособнику ряда погромов в его владениях, но и из-за шагов, предпринятых представителями балтской еврейской общины. общины в Петербурге в направлении разоблачения духовниками местных бунтов. Прибыв в сильно пострадавший город, глава провинции, который по должности должен был передать свое сочувствие пострадавшим, созвал раввина и руководителей еврейской общины и в присутствии своего официального аппарата угостил их к речи, полной ядовитой ненависти. Он сказал им, что евреи своими действиями «всех вооружили против себя», что они повсеместно ненавидимы, что «нигде они не живут так счастливо, как в России» и что посланная ими в Петербург депутация с целью предъявление своих жалоб и «клевета на городские власти и представителей, как будто они возбудили буйную толпу против евреев» не помогли. В заключение он заклеймил ходатайство балтийской общины о смягчении смертного приговора, вынесенного бунтовщикам, актом лицемерия, внушительно добавив, что «эти лица помилованы, несмотря на просьбы евреев».