Коммунистическая партия уделяла усилившейся фашистской угрозе серьезное внимание. На пленуме ЦК КПГ в октябре 1929 г. Э. Тельман подчеркнул, что крупные капиталисты осуществляют реорганизацию нацистской партии, и охарактеризовал ее, как орудие монополий[431]
. В заявлении ЦК КПГ от 16 октября по поводу плебисцита против «плана Юнга» говорилось, что он не способен ни предотвратить принятие этого плана, ни сорвать его реализацию. Плебисцит «служит лишь подготовке в Германии открытой фашистской диктатуры... Каждая подпись, отданная фашистскому блоку Гугенберга — Гитлера, — это голос в пользу порабощения немецких рабочих, мелких крестьян и трудящихся»[432].Одним из первых симптомов скачкообразного усиления гитлеровской партии явились выборы в баденский ландтаг 27 октября. Она получила 65 тыс. голосов и шесть мест (в прошлом составе нацисты не были представлены). Много голосов завоевали фашисты на коммунальных выборах в ряде земель, в том числе в Гессене (вдвое по сравнению с 1928 г.) и в Саксонии. Крикливая кампания, развернутая нацистами в ходе плебисцита, и сопутствовавшие ей избирательные успехи фашистской партии обратили на себя внимание ряда представителей «делового мира», которые прежде не придавали ей значения. К ним принадлежал, в частности, президент рейхсбанка Шахт, весьма влиятельное лицо в лагере крупного капитала.
В Тюрингии нацистская партия получила почти в 2,5 раза больше голосов, чем в 1927 г., и шесть мест в ландтаге. Буржуазные партии, составив коалицию, направленную против КПГ и СДПГ, предоставили нацистам ведущую позицию в правительстве этой земли — министерства внутренних дел и просвещения.
Таким образом, нацистская партия проделала к этому времени существенную эволюцию. Не отказываясь полностью от путчистских замыслов, фашисты успешно использовали богатые возможности подрыва республиканского строя, которые тот предоставлял им. От ожесточенных споров о том, можно ли принимать участие в выборах и в работе парламента, нацисты перешли к «конструктивной» деятельности в составе земельной администрации, зависевшей от имперского правительства, против которого они выступали с беспримерной ожесточенностью. Гитлер придавал вхождению в правительство Тюрингии столь существенное значение, что он не доверил никому переговоры по этому вопросу. В целях нажима на лидеров местных буржуазных партий он собрал в Веймаре крупных промышленников со всей Средней Германии (более 200 человек). Они-то и повлияли на ведущих буржуазных политиков Тюрингии, с опаской относившихся к фашистскому кандидату в министры Фрику — в прошлом баварскому чиновнику, который, находясь при исполнении служебных обязанностей, принял участие в мюнхенском путче 1923 г.[433]
Фюрер считал министерства внутренних дел и просвещения важнейшими в масштабах земли и подчеркивал, что тот, «кто располагает обоими -этими министерствами и использует предоставляемую ими власть настойчиво, не останавливаясь ни перед чем, может добиться чрезвычайных результатов»[434].Действия Фрика на министерском посту подтвердили худшие предвидения. Прежде всего он постарался занять важнейшие посты в полиции «своими людьми». Фашистский «теоретик» по расовому вопросу Гюнтер стал профессором Иенского университета — одного из старейших в Германии[435]
. Происходившее в 1930 г. в Тюрингии должно было насторожить всех немецких демократов; но этого не произошло. Только коммунистическая партия объявила беспощадную борьбу гитлеровцу, пытавшемуся превратить Тюрингию в очаг фашистского мракобесия. Отмечая совершенно недостаточный характер «санкций», примененных против Фрика имперским правительством (временное прекращение ассигнований), А. Норден (ныне член Политбюро ЦК СЕПГ) писал тогда: «Тем более острую борьбу против фашистского правления в Тюрингии развернет коммунистическая партия, борьбу, которая подымется до открытого отпора распоряжениям кабинета путчистов»[436]. Эти слова были претворены в жизнь.Коалиция нацистов с другими правобуржуазными партиями просуществовала в Тюрингии больше года; она распалась, когда даже доброжелателям нацизма стало невмоготу. Поводом к разрыву послужила речь фашистского гаулейтера Заукеля, назвавшего союзников по правительству «предателями и обманщиками, бесстыдно ведущими преступную игру с судьбами нашего народа»[437]
. Это, однако, не помешало представителям тех же партий войти в коалицию с гитлеровцами в другой провинции — Брауншвейге.