История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

В целом можно сказать, что космология Аристотеля представляет собой самое слабое звено в общей цепи его естественно-научных представлений, она ненаучна даже для его времени. В эпоху Античности космологическое учение Аристотеля не стало общепринятым, а потому его можно было бы рассматривать как одну из возможных картин мира. Но уже в культуре Средневековья в силу непререкаемого авторитета перипатетической философии оно было возведено в догму, что, безусловно, отрицательно сказалось на развитии научной мысли. Не случайно во время первой научной революции — научной революции XVII в. — космология Стагирита оказалась той частью его общей теоретической системы, от которой ново- европейская наука отказалась раньше всего, а позже и от его физики. Впрочем, сегодня интерес к физике Аристотеля значительно возрос. Так, по словам великого физика-теоретика В. Гейзенберга, «понятие возможности, игравшее столь существенную роль в философии Аристотеля, в современной физике вновь выдвинулось на центральное место. Математические законы квантовой теории вполне можно считать количественной формулировкой аристотелевского понятия „дюнамис“ или „потенция⁴⁴»[317].

Кроме физики ко «второй философии», изучающей сущее, Аристотель относит математику. Последнюю роднит с «первой философией», т. е. метафизикой то, что она также исследует неподвижные сущности. Вместе с тем математика принципиально и отличается от метафизики, ибо изучаемые

205 ею сущности не существуют отдельно, а даются в материи, что сближает ее с физикой.

Изучаемые математикой предметы не являются сущностями, поскольку они не имеют самостоятельного существования, но они не существуют и в чувственных вещах, «…математические предметы, — подчеркивает Аристотель, — суть сущности не в большей мере, чем тела… они первее чувственно воспринимаемых вещей не по бытию, а только по определению и… они не могут каким-либо образом существовать отдельно… а так как они… не могут существовать и в чувственно воспринимаемом, то ясно, что либо они вообще не существуют, либо существуют каким-то [особым] образом…»[318]. Стало быть, математические объекты имеют особый онтологический статус: они, по мнению Стагирита, находятся не в себе самом, а в другом. Они не имеют реального бытия, а представляют собой продукт мысленного выделения определенного аспекта физического мира. То есть математические объекты возникают в результате выделения некоторого свойства физических объектов и абстрагирования от остальных свойств этого объекта. Пользуясь терминологией Аристотеля, можно сказать, что математические объекты существуют в чувственных вещах лишь потенциально и человеческий разум способен их вычленить путем абстрагирования. Стало быть, они как объекты разума существуют актуально лишь в нашем уме.

Благодаря абстрагированию от множества свойств физических тел, математик имеет дело с очень простым объектом, что делает его науку более точной. Например, арифметика, отвлекаясь от величин и имеющая дело только с числом, оказывается более точной, чем геометрия. Геометрия же, предметом которой являются величины и число, но отвлекающаяся от движения, точнее физики. «А математической точности, — отмечает в связи с этим Аристотель, — нужно требовать не для всех предметов, а лишь для нематериальных. Вот почему этот способ не подходит для рассуждающего о природе, ибо вся природа, можно сказать, материальна»[319].

Однако, несмотря на то, что математика — самая точная среди наук, Аристотель ей отводит вторичную роль по отношению к физике, объекты которой обладают самостоятельными сущностями. То есть физические объекты онтологически предшествуют объектам математическим, находящимся в другом. А потому для Аристотеля физика первичнее математики, первая должна быть фундаментом для построения второй. Физике же, изучающей природные сущности с точки зрения их движения, предшествует метафизика (первая философия). Именно последняя должна служить теоретической основой как для физики, так и математики.

Таким образом, Аристотель столь радикально развел физику и математику, что разрушил фундамент, на котором пифагорейцы и Платон задумывали строить математическую физику: физика у них была ориентирована на познание математических отношений, математика же исключала изучение движения. У Стагирита физика как наука о природе изучает присущие природным сущностям изменение и движение, математика же имеет дело со статическими отношениями. «Некоторые математические науки, — замечает Аристотель, — рассматривают свои предметы как неподвижные и как существующие отдельно»[320] [321]. Безусловно, такое понимание предмета физики и математики принципиально исключало возможность применения математики для исследования природных сущностей. Стало быть, для Аристотеля физика не может быть наукой, построенной на основе математики.