История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Принципиальное отличие подлинной мудрости от кажущейся становится очевидным, если сравнить мудрость софистов с мудростью великого Сократа. Хотя по своей внешней форме деятельность последнего как философа схожа во многом с софистикой[245], всё же с содержательной и сущностной точки зрения Сократ являет собой прямой антипод софистам. В противовес последним, для которых истина никогда не представляла интерес (софист спорит не для истины, а для победы в споре), Сократ ради истины пожертвовал своей жизнью. Кроме того, он осуждал софистов за то, что они брали плату за обучение, говоря, что мудрость ничего не стоит. В этом смысле Сократ — философ, воплотивший в себе идеал истинного искателя мудрости. Он осудил софистику во имя философии.

Пробуждение свободной, критической, альтернативной мысли греков выразилось прежде всего в пристальном внимании к вопросу об образовании научных понятий и методов, стремлении к логическому обоснованию полученных результатов, к разработке способов доказательства. Стало быть, первой формой греческой науки о духе стала наука логики, которая Донималась софистами как особый род искусства спорить, опровергать и доказывать. Этот род искусства был назван эристикой. По сообщению Диогена Лаэртского, Протагор из Абдеры (480-410 гг. до н. э.)[246] — глава школы софистов — «первым стал пользоваться в спорах доводами;., он же первым ввел в употребление и сократический способ беседы; и первым применил в споре антисфеновский довод, по которому должно получаться, что противоречие невозможно… и первый указал, как можно оспорить любое положение»[247]. Протагор утверждал, что всякое положение можно доказать и опровергнуть одинаково сильными аргументами.

Однако разработка логической и эпистемологической проблематики осуществлялась софистами не в чистом виде, т. е. теоретической форме, а в контексте их практической ориентации на то, чтобы одержать победу в споре. Это, безусловно, накладывало свой отпечаток на характер полученных ими результатов. Например, истина понималась ими не как логическая истина, т. е. как соответствие знания действительности. Понимание истины софистами наиболее точно выразил их учитель, «искусный спорщик» Протагор в единственно сохранившейся из его книги «Антилогии» (другое название «О сущем») фразе: «Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют». Это, ставшее ныне знаменитым, аксиоматичное положение можно истолковать так: человек может наблюдать, мерить, взвешивать всё существующее как хочет, или кому что кажется, так для него оно и есть, потому что собственно никакого другого «бытия», кроме того, которое нам представляется и воспринимается нами, для нас безусловно не существует. Иными словами, «каков человек, таковы и вещи»[248] — так резюмирует С. Н. Трубецкой общий смысл изречения Протагора.

Стало быть, именно человек, его эмпирическая чувственная индивидуальность объявляется мерилом всего существующего. Иными словами, достижимая человеком истина находится в пределах человеческой природы, 3 она сплошь пронизана субъективностью, зависит от чувственных восприятий человека. А поскольку восприятия людей разнятся, то можно заключить, что каждому чувственному восприятию соответствует своя истина, - или, выражаясь устами платоновского Сократа: «то, что каждому представляется, таково для него и есть»[249]. То есть для каждого истинно и действительно то, что ему представляется и в этом смысле все наши восприятия субъективны, а следовательно, и все наши суждения, оценки, мнения и знания тоже субъективны. Всякое наше знание о бытии истинно не безусловно, а только относительно для данного человека, высказывающего данное суждение. Итак, существует только субъективная и относительная истина, истина «здесь» и «теперь» и только для меня. Это позиция крайнего индивйдуализма и субъективизма как «прямое основание софистики»[250] вела с неизбежностью к скептицизму.