Членам конфедерации особенно хотелось так или иначе побудить короля высказаться определенно и созвать представителей сословий. Риксдаг являлся теперь главным пунктом их требований. Мир, риксдаг и Форма Правления, ограничивающая короля, объединяли всех. Собрание решило не представлять королю полного ответа Императрицы, так как все боялись и стыдились своей неудачи. Вместо него Клик составил для короля особую записку, подписанную одним К. Г. Армфельтом. В записке говорилось, что ответ Императрицы получен, что она никогда не имела намерения напасть на Швецию, что, напротив, проявляла свои мирные стремления, что приказала прекратить военные действия лишь только её страна будет очищена от войск короля, что, считая отношения Густава к ней враждебными, желала бы заключить прочный и искренний мир с шведской нацией. В виду сего чины конфедерации просили короля о созыве риксдага.
В эти же дни (10-21 августа) король получил уведомление о готовящемся нападении Дании. Нужен был этот новый удар судьбы, чтобы в Густаве пробудилось мужество, чтобы в нем вновь забила энергия. Получив это известие, он точно прозрел и усмотрел исход из своего тяжелого положения. «Je suis sauvé», — воскликнул он. Неожиданное известие дало Густаву прекрасный повод покинуть Финляндию и мятежную армию. Он мог уехать без опасения быть назван беглецом: его звала необходимость призвать подданных к оружию против нового неприятеля.
14-25 августа король был уже в Ловизе, где нагнал его посланный конфедератами офицер (Лейонхуввуд). Войдя к королю, он передал письмо, заявив, что оно от финских полковых командиров. — Известно ли вам его содержание? — спросил король. — «Да», — ответил посланный: — они оправдывают свое предприятие и просят о созыве риксдага. — Король принял письмо, но не распечатал его. Густав велел передать им, что простит их, если раскаются и будут просить прощения. По просьбе посланного дать образец прошения о помиловании, король продиктовал ему следующее: «Мы почтительно просим Ваше Величество, милостивого нашего короля, извинить и простить нам ошибки, совершенные из чистой ревности и убеждения послужить Вашему Королевскому Величеству; но исход дела показал, что мы были введены в заблуждение и враги государства желают воспользоваться этим нашим шагом, чтобы разлучить нас с Вашим Величеством и Отечеством; раскаиваясь, мы надеемся, что Ваше Величество простите нас и не взыщите за нашу вину; мы же уверяем Ваше Величество в ненарушимой своей верности, с которой мы теперь и впредь, согласно нашей драгоценной присяге, обязаны служить Вашему Величеству и государству, желая сражаться до последней капли крови за Ваше Королевское Величество и Государство. Как суще нам Господь Бог да поможет на жизнь и на смерть».
Посланный вышел от короля и, смеясь, громко рассказывал о поручении Густава. В этот момент вышел король и, вручив ему обратно нераспечатанный конверт, прибавил: «Отвезите обратно... я с бунтовщиками не переписываюсь».
Сев в коляску, король направился к Гельсингфорсу.
При проезде короля через Ловизу, один из офицеров сказал другому, указывая на окно Густава: «Этого следовало бы посадить в Абоскую тюрьму, как некогда в нее был заключен Эрик XIV, и уже на всю жизнь».
Г. М. Армфельт удостоверяет, что отъезду короля желали помешать, имея в виду захватить его. Армфельт считает даже чудом, что королю удалось избежать плена.
Накануне его отъезда, офицеры собрались в палатке графа Лейонстедта. Общая чаша пунша была в полном ходу. Когда настроение поднялось, сделано было предложение об арестовании короля. Смелый план надлежало осуществить полковнику Хестеску. Но раздался голос подполковника Энегельма (Enebjelm): «Бросьте это! В противном случае я встану во главе Кюменьгородского батальона и освобожу его». — Ясно, что и на этот раз преступную затею пришлось оставить.
С отъездом Густава точно перерезан был жизненный нерв конфедерации. Она, правда, продолжала еще существовать, даже на короткое время расширилась, но у неё уменьшилась возможность влиять на короля, угрожая его особе. Вскоре последнее мигание пламени мятежа было совершенно залито волной общественного негодования, поднявшейся как в Швеции, так и в Финляндии.
Бессмысленная и преступная затея не могла, конечно, рассчитывать на прочный успех: здравый смысл и патриотизм должны были восторжествовать. Сами аньяльцы, чувствуя, что почва ускользала из-под ног, прибегли к насилию, подлогам и обманам. Даже своему королю они сообщили неправильное извлечение из ответа Императрицы. Они писали, что Императрица с радостью готова была заключить мир и прекратить все неприязненности. Впоследствии их извлечение попалось в руки гр. Безбородко, и он, читая его, красным карандашом отметил эти места и дважды написал: «солгано», «все солгано».