История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Первое известие о том, что делалось в конспиративных квартирах, король получил от полковника Гастфера, приславшего его величеству письмо, полученное от Выборгского губернатора г.-л. Гюнцеля. В этом письме, из истинного человеколюбия и соседской дружбы, Гюнцель сообщал Гастферу, «что некоторые финские войска объявили королю о своем нежелании напасть на войска русской Императрицы или сделать хоть один шаг в её стране, если их призовут на защиту отечества». Финская армия просила Гюнцеля довести об этом до сведения своей Монархини, что он своевременно и исполнил. Густав был крайне возмущен. Его беспокоило также отсутствие сведений о том, как далеко зашли офицеры в своих замыслах и что они намеревались предпринять. Особенно же увеличилось его беспокойство, когда короткий рапорт из Аньяла поставил его в известность о взятии в плен Йегергорна. Мысль о возможной связи между указанными событиями сейчас же мелькнула в голове короля. Он приказал К. Армфельту немедленно представить подробный доклад об обстоятельствах, сопровождавших плен Йегергорна.

«Невозможно скрывать от себя, — писал два дня спустя король К. Армфельту, — что имеется наличность измены»... Далее в том же письме следует крайне своеобразное распоряжение: Густав предлагает К. Армфельту уговорить офицеров, «дать письменное обязательство в том, что они последуют за своим королем против врагов государства и будут вместе с ним сражаться, где бы ни потребовали обстоятельства, до последнего человека».

Письмо короля, доставленное в Аньяла К. Армфельту, произвело общий переполох (1-12 авг.). Испуг и беспокойство овладели теми, которые отослали ноту в Петербург. Теперь они узнали, что королю известны их сношения с русскими. До сих пор они утешали себя надеждой, что их предприятие не обнаружится, пока Йегергорн не возвратится с удовлетворительным ответом и они, опираясь на него, добьются мира и риксдага. Но в виду того, что Густав обладал уже некоторыми сведениями о совершившемся, руководители решили раскрыть все дело. Они рассчитывали этим путем приобрести широкое одобрение общества офицеров и тем умалить свою виновность. Смелость аньяльцев возросла еще вследствие того, что в это время наши суда заблокировали шведский флот в Свеаборге и положение армии Густава сделалось более затруднительным. После общего совещания подписавших «Ликала-ноту», составлена была от имени всей армии декларация («условие финской армии»), которая должна была официально оправдать действие начальников. Подписанную поголовно всеми офицерами декларацию, решили сообщить королю.

Смысл, декларации — этого главнейшего документа аньяльцев — сводился к следующему. Подступая к Фридрихсгаму, мы полагали, что действия короля согласованы с новой Формой Правления, по которой король властен повелевать своей армией. По воинскому уставу не дозволялось исследовать, как далеко должно было простираться повиновение. Но у Фридрихсгама мы усмотрели в действиях русских одни лпшь оборонительные распоряжения, а потому уверились, что «не от Россиян, но от нас самих учинено нападение». Все это поставило нас (шведов) в самое затруднительное положение: с одной стороны надо соблюсти Форму Правления, с другой — повиноваться начальству. Наше представление Его Величеству осталось без внимания. Между тем нужно было спасти отечество и нет надобности воевать с народом, который желает сохранить с нами союз. Узнали также, что Российский флот по силе превосходит наш. Нам неизвестно, наконец, как Гастфер станет защищать Саволакс, если против него окажутся более сильные войска. Приняв все это во внимание, мы и решили сообщить Императрице, как мыслит наша нация, и дать средства двум коронованным главам открыть негоциации.

Эта декларация, подобно другим документам аньяльского союза, принадлежала перу майора Китка.

«Под стенами Фридрихсгама мы поняли, — пишет насмешливо в своем дневнике аудитор Экман, — что сделаны шаги, противоречащие правам нации, которые мы обязаны были охранять, как граждане; но в то же время мы должны исполнять и наши военные обязанности». «Теперь прямо высказали королю, — продолжает Экман, — что ожидают лишь решение Императрицы; если она согласится на мир, то они более не будут иметь дела с королем и даже при другом обороте их запроса, они желают лишь знать, прикажет ли король или нет вернуться, или драться. Где в истории найдется другое такое письмо?».

Достойную жалости фигуру представлял в это время старый Карл Армфельт. Он примкнул к аньяльцам из искреннего желания спасти короля. Он сознавал бесчестность их поступков, видел несчастные последствия их затеи и тем не менее в их планах усматривал единственное средство выйти из затруднения.

2-13 августа К. Г. Армфельта беспрепятственно сменил гр. Мейерфельд. Его спокойно и вежливо встретили старшие офицеры, но заявили, что откажутся повиноваться, если им приказано будет начать наступление. Защищать же границу они готовы до последней капли крови.