История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Шведская война 1741—1743 гг. поучительна еще в том отношении, что она громко сказала Швеции: окраинный вопрос — большой и серьезный вопрос для государства. Величие Швеции было сокрушено тяжестью её окраин. Двухмиллионное население, не смотря на свою храбрость, не в состоянии было удержать их за собой.

Наконец, в рассматриваемый период впервые возникла мысль об отделении Финляндии от Швеции. Возникла она «не в Москве или Петербурге, а в Стокгольме» и принадлежит преимущественно шведам, — как писал проф. Р. Даниельсон в своем исследовании «Die Nordische Frage in den jähren 1741 — 1751». «Ho, — справедливо прибавляет он, — отделение от Швеции не означало самостоятельности Финляндии. В донесении из Стокгольма М. Бестужева, который хлопотал об отделении, ничего не говорилось об этой самостоятельности». О ней не думало и русское правительство. Вообще идея самостоятельности Финляндии в то время сторонников почти не имела. Наглядный тому пример представляет попытка некоего Тандефельда. Не смотря на то, что он повел речь о самостоятельности Финляндии в дни заговора, зревшего в 1743 году против русских, его план успеха не имел.

Выборгской губернии, за время её состояния в течении XVIII с. в русском владычестве, мы предполагаем уделить особый том, в виду того, что история её, имея большое значение, остается все еще мало расследованной.

I. Политическое положение перед войной 1741—1742 гг.

После преждевременной кончины великого Царя Преобразователя, в России наступил один из печальнейших периодов её истории. По воле Петра Великого, законом 1721 г., монарху предоставлено было избрание себе наследника; но так как сам он завещания не оставил, а все его мужское потомство ограничивалось одним внуком (Петром Алексеевичем), который умер не достигнув совершеннолетия, то неудивительно, что при дворе открылось широкое поле для интриг и происков случайных людей.

Петра не стало. — Государство
Шатнулось, будто под грозой,
И усмиренное боярство
Его могущею рукой
Мятежной предалось надежде.
(А. С. Пушкин).

Замелькали имена фаворитов Меншикова, Долгоруких, Бирона; в правительственные сферы, с влиятельным голосом, проникли иностранцы —Остерман, Миних, Ласси; в правление Анны Иоанновны важнейшие интересы России доверены были дипломатам гр. Кейзерлингу, барону Корфу и др., которые совершенно не знали русской истории и не понимали потребностей молодой Империи. Государство управлялось «силою персон», которые занимались более своими личными делами, чем нуждами населения. Власть их вскоре возросла настолько, что они стали замещать престол, согласно своим видам. Меншиков добился того, что цесаревичу Петру дозволено было Екатериной I (царствовавшей 1725-1727) жениться на дочери этого временщика. При Петре II (1727—1730) Долгоруким удалось осилить Меншикова, и он кончил свои дни печальным ссыльным в далеком Березове. Петр обручился с княжной Екатериной Алексеевной Долгорукой, но вскоре умер, не успев обвенчаться с ней.

Большое нарекание вызывало время Петра II. Все жаловались. «Епископы, солдаты, министры... все в отчаянии от худого управления, — писал Де-Лириа. Каждый ворует, сколько может... Двор — это настоящий Вавилон»... «Никакой определенной системы управления нет», сообщал англичанин Рондо. «Пусть, — сказал однажды в нетрезвом виде Ягужинский шведскому посланнику Седеркрёйцу, — шведы потерпят года два-три; тогда они, пожалуй, в состоянии будут снова напасть на Россию; а пока напади они — проиграют». По завещанию Екатерины I, престол надлежало передать в семью Анны Петровны; но верховники, захватившие власть, избрали Анну Иоанновну (1730—1740), вдову герцога Курляндского, сделав при этом весьма вредную попытку к произвольному ограничению её власти.

Ненациональная политика Анны Иоанновны привела к полному господству иностранцев. Некоторые русские вельможи сложили свои головы на плахе (напр., Долгорукие), другие коротали свои дни в изгнании, её фаворит — курляндский камергер Бирон — эксплуатировал страну, презирая законы и преследуя все русское. Лифляндский дворянин Левенвольд и его помощник шотландец Кейт пытались закрепить положение государыни созданием нового гвардейского (измайловского) полка, состоявшего первоначально исключительно из лифляндцев и других немцев; нижние его чины набирались из украинцев. «Случайность на троне», какою являлась Анна Иоанновна, видимо, нуждалась в особой охране. При уме, такте и набожности, смешанной с верой в колдовство, в её характере заметна мстительность и жестокость. «Пышность при дворе, великолепие в строениях, роскошь в убранстве дворцов, щегольство в экипажах и одежде, — по словам Манштейна, — несравненно превышали времена её предшественников».