История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Что касается герцога Курляндского Бирона, то современный нам исследователь пытается изобразить его в ином освещении, чем мы обыкновенно привыкли представлять себе этого деятеля. Из писем временщика он делает тот вывод, что Бирон, ограничиваясь обер-камергерской должностью, не имел склонности вмешиваться во внутренние государственные дела, что в нем не наблюдалось честолюбия Меншикова, что к русским обычаям и православию он относился корректно, и что едва-ли императрица Анна безусловно подчинялась его влиянию. Но, — прибавляет тот же автор, — когда государыня находилась вне города, доклады по всем делам шли обыкновенно через Бирона. Кроме того, его влияние проявлялось в содействии тому или иному государственному деятелю. Что касается жестокости Бирона, то нам теперь говорят: современные ему документы не дают основания называть его доносчиком. «Бирон имел несчастье быть немцем, — как выразился А. С. Пушкин, — а потому на него свалили весь ужас царствования Анны». Несчастье Бирона заключалось еще в том, что он не умел различить дурных советов от хороших, и, подчиняясь влиянию людей, делался иногда орудием таких интриганов, как Ал. Бестужев-Рюмин.

Императрица Анна Иоанновна

При принце Брауншвейг Люнебургском Иоанне Антоновиче (1740), подняли свое значение его отец Антон Ульрих и мать Анна Леопольдовна. К прежним влиятельным иноземцам прибавились фрейлина Менгден и её жених, саксонский посланник.

Естественно, что при подобных ничтожных правителях значительно ослабело то международное положение, которое Россия заняла, благодаря Петру Великому. При Анне Иоанновне Россия обязалась поддерживать прагматическую санкцию Карла VI, иначе говоря, содействовать тому, чтобы владения Габсбургов достались дочери Марии Терезии, а при Анне Леопольдовне Россия вынуждена была оказать ей вооруженную помощь. Эта недальновидная поли¬тика поставила Францию — врага Габсбургского дома — в ряды недоброжелателей России. Стараясь отстранить петербургский двор от вмешательства в дела средней Европы, Франция стала интриговать в Швеции против России. Ложный страх войны со Швецией побудил Россию сблизиться с Пруссией, чем воспользовался Фридрих II, объявив войну Австрии, желая приобрести Силезию.

Отношения России к Швеции в первое время после Петра Великого были ровные и спокойные. Как видно из официальной переписки, мелкие недоразумения, разумеется, не переводились. Так, в 1736 г. чрезвычайный шведский посланник фон Дитмар подал промеморию, в которой значилось: ландсгауптман в Эстерботнии сообщил о жалобе крестьян дистрикта Палдамского погоста на то, что им от смежных российских жителей «разные насильства чинятся и особливо, что оные их дворных оленей, когда они за границу переходят, убивают и на пищу употребляют». Происходило это, видимо, от того, что «в тамошнем тракте ни единого российского управителя не имелось». В 1740 г. министр Нолькен подал промеморию о некоторых убийствах в Лапонии, о ловле рыбы и пр. Но подобные мелочи общих хороших отношений не нарушали. Швеция и Россия признали новое положение, установленное Ништадтским миром. Но естественно, что шведы не могли забыть своего славного прошлого в роли великой державы. По мере того, как время залечивало раны войн Карла XII, в шведском народе пробуждалась готовность борьбы с наследственным врагом. С другой .стороны, Россия, не довольствуясь приобретенным положением, стремилась к решительному влиянию на политические и даже внутренние дела Швеции. Наш министр в Стокгольме гр. Головин влиял на ход дела червонцами, высылка коих обычно увеличивалась ко времени созыва риксдага. В сентябре 1726 г. кн. Вас. Долгорукий, в качестве чрезвычайного и полномочного посла, заключил новый союзный договор с шведским королевством. В 1727 г., согласно условий Ништадтского мира, Швеции уплачено было 2 мил. немецких ефимков.

После смерти Августа II на польский престол явилось (в 1733 г.) два претендента: сын Августа — курфюрст Саксонский и Станислав Лещинский. Австрия и Россия приняли сторону Августа, Франция поддерживала Станислава Лещинского. — В Швеции мнения разделились. Под наружным признанием пользы союза с Россией, в шведском обществе заметно тлело недоброе чувство и роились мысли, которые постепенно объединились в поток национального нерасположения к ней. В присланной нашим послом Бестужевым секретной депеше (1733 г.) откровенно высказана точка зрения шведского правительства на Россию.

Анна Леопольдовна, мать Иоанна Антоновича.