История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Остерман лелеял себя надеждой повлиять на Францию. Но его сильно охлаждал в этих стремлениях лорд Гаррингтон, который сообщал Эд. Финчу, что «не только все настоящие приготовления Швеции к нападению на Царя вызваны французским золотом и французскими интригами», но представители Франции кроме того старались склонить прусского короля поддержать своими субсидиями дело Швеции, дабы она, ободренная его помощью, решилась вторгнуться в пределы России... «Короче, пора русским разочароваться в упомянутой мысли о склонности французского двора сблизиться с ними».

Граф Остерман был сильно озабочен вопросом: явится ли английская эскадра в Балтийское море, в случае разрыва со Швецией, так как «русский флот находится в очень плачевном состоянии». Его чинили и снаряжали. Заручиться при таких условиях поддержкой морской силы Англии являлось естественным и полезным. Желательно было, — как выразился Эд. Финч (2 июня 1741 г.), — чтобы, в случае разрыва со Швецией, английский флот «конвоировал» русские суда, при их выходе в море. Недель через шесть ожидалось начало неприязненных действий со стороны Швеции. «Где же английская эскадра?» — спросил гр. Остерман. «У берегов Англии», —  ответил Финч, и останется там до обмена ратификаций.

Через три года после смерти основателя русского флота, судов почти не существовало. Уже в 1728 г. шведский посланник сообщил своему правительству: «Русский галерный флот сравнительно с прежним сильно уменьшается, корабельный же флот приходить в прямое разорение, потому что старые корабли все гнилые... В адмиралтействах такое несмотрение, что флот и в три года нельзя привести в прежнее состояние, но об этом никто не думает».

За время самовластия Бирона родной флот Петра пришел в совершенный упадок: корабли сгнили, матросов не было, маяки разрушались, вехи сняты. По словам маркиза де-ла-Шетарди, в течении лета 1741 г. нельзя было вывести в море ни одного судна, хотя на Кронштадтском рейде стояло 14 линейных кораблей, 2 фрегата и 6 мелких судов, т. е. бомбардирские галиоты, брандеры и два прама.

Граф И. П. Ласси

Другой современник англичанин Финч — сперва сообщает, что в мае 1741 г. «большая часть Кронштадтской эскадры находилась в сносном порядке». Но из дальнейших его донесений, основанных на словах английских судохозяев, русский флот находился в очень плачевном состоянии: не было половины людей, не имелось снаряжения.

В июне (1741 г.) русский флот опять оказывается «в сносном виде». Будь флот лучше, русские положили бы конец дерзости соседа.

Третий современник — англичанин К. Вейч, в апреле 1742 г., писал, что в Кронштадте 17 кораблей; они хорошо снабжены, но, кажется, не могут плавать за недостатком офицеров и матросов. У России до 130 галер и ими можно сильно досаждать неприятелю, так как на каждой по три пушки и она может поднять 200 солдат с офицерами.

В подобных разноречивых указаниях нелегко разобраться. Одно несомненно, что наш флот в кампании 1741 г. никакого участия не принял.

Но к походу он готовился. 7 августа генерал-адмирал гр. Остерман написал вице-адмиралу Обриену и другим начальствовавшим в Кронштадте лицам: «Превосходительные господа, вице-адмирал и капитан-командор». Получено известие, что шведы объявили войну, почему «сообщаю с наикрепчайшим подтверждением», чтобы ежечасно находиться в совершенной готовности, и сохранить между собой доброе согласие. Далее уведомлялось, что у неприятеля имеется несколько бомбардир — галиотов и прам и их прежде всего рекомендовалось уничтожить. Через два дня появился Высочайший указ, в котором также давалось несколько советов общего характера, в роде того, чтобы остерегались шпионов, не корреспондировали со шведами и т. п.

9 августа 1741 года из кабинета в Адмиралтейскую коллегию было сообщено о том, что шведская корона нарушила трактат вечного мира и 24 июля в Стокгольме объявила войну Всероссийской империи, почему повелевалось иметь в готовности суда Балтийского моря и города Архангельска, проявить «твердую осторожность» и дать надлежащий отпор внезапному неприятельскому нападению.

Поход был принят с радостью и с охотой. Суда обильно снабжались провиантом и водой; кули, не помещавшиеся в трюм, клали даже в офицерские каюты.

Граф Головкин 20 сентября 1741 г. сделал представление Кабинету, советуя между прочим отпустить на свободу некоторых «шведских полонников из офицеров» через Финляндию или немецкую землю. Дома эти пленники рассказали бы о виденном и стали бы убеждать соотечественников, что война объявлена без основания, что сенаторы подкуплены французскими деньгами, что вести с Россией войну «больше в гибель, нежели в находку будет», ибо они, самовидцы, и укажут, что у шведов «ни мочи, ни силы нет против России стоять», что «российские солдаты гораздо исправнее, нежели как напредь сего были».