История Финляндии. Время императора Николая I

Первый шаг был сделан. Но Котен оказался довольно крикливым и князь, чтобы сбыть его с рук, передал его начальнику штаба в Финляндии, для изучения военной администрации. Благодаря дружбе с Фишером, барон Котен быстро совершил последующие административные шаги, и в 3-4 года он из штабс-капитанов сделался превосходительством. Подвижной и порывистый Котен засыпал своих покровителей, Фишера и Меншикова, письмами и проектами по самым разнообразным вопросам, добиваясь, чтобы исполнение их последовало с первой отходившей из Петербурга почтой. Ранее других вышел из терпения Меншиков. «Котен становится невозможным, но как от него избавиться?» «Поручите ему духовную экспедицию Сената», — вкрадчиво посоветовал Фишер, и Котен сделался сенатором.

Быстрыми своими успехами на административном поприще Котен обязан был всецело князю Меншикову. Но благодетеля своего он недолго помнил. Едва князь отправился на юг, Котен принялся злословить и критиковать его. О Котене К. И. Фишер сообщал в Крым (2 ноября 1853 г.) князю Меншикову, что он «кричит еще больше. Это утопист, который хотел бы все переделать по-своему, как он переделал Аньялу». Котен говорил К. И. Фишеру, что он «истратил 10 тыс. своих денег на управление (Выборг. губ.) и принес себя в жертву, принимая место в Сенате; надеюсь, что князь посовестится принять все эти жертвы без вознаграждения». «Это человек ненасытный, его ничем не удовлетворишь. Такие люди будут играть роль, когда новичок, не знающий всех интриг, займет ваше место». 31 декабря 1855 г. Фишер вновь сообщил князю: «Барон Котен здесь. Любопытно знать, как он скроет краску стыда по отношению к своему благодетелю, которого он так сильно оклеветал».

Имя Котена расположением финляндцев не пользуется. Он причислен ими к противникам национального движения и тем надолго упрочена нелюбовь к нему страны. Кроме того, он обладал способностью возбуждать беспокойство и беспорядок всюду, где появлялся. Прочного и порядочного он ничего не создал и потому его удаление (1859 г.) из Сената обрадовало финляндцев.

Крикливость Котена по адресу кн. Меншикова являлось своего рода исключением из общего правила, так как вообще перед князем финляндцы с большим подобострастием рассыпали притворную любезность и преувеличенные восхваления. Вот несколько образчиков их тонкой лести. «Первый пароход, построенный здесь, был спущен вчера (т. е. 16/28 июня 1836 г.). Считаю приятным долгом, — пишет Л. Г. Гартман, — сообщить об этом вашей светлости. Рассчитывая на ваше благосклонное к нам отношение, мы осмелились назвать его «Furst Menschikoff» (17/29 июня, 1836 г.).

Князь Меншиков посетил г. Або, и Л. Гартман писал ему: ...«Мы все были счастливы видеть того, просвещенное управление которого на благо нашей родины отвечает милостивым намерениям Монарха (19 ноября 1834 г.). Вы приносите себя в жертву стране, которая счастлива, находясь под вашим управлением (26 авг. 1839 г.)». «Надежды на счастье страны воскресли, вследствие мнения вашего сиятельства»... (15 — 27 марта 1839 г.).

Узнав, что князь (в конце 1846 г.) возвратился в Петербург, Л. Г. Гартман «осмеливается выразить свои пожелания скорейшего выздоровления, и чтобы вы могли в недалеком будущем принять управление нашими делами. От этого зависят все наши интересы и все наши надежды». (8/20 ноября 1846 г.).

Артур Вильгельм Клинковстрём, конечно, не отставал от других в искусстве притворной комплиментации. «Я так предан вам и вашей славе, что позволил себе написать»... Об этой славе он повторяет много раз, прибавив, наконец, что в Финляндии она прочно установлена. Князь взял к себе его сына в адъютанты; Клинковстрём благодарит и прибавляет: — «Я завидую этому счастью»... Распространился слух об уходе князя и Клинковстрём спешит со своим вздохом: «Все так боялись, что вы от нас уйдете; а когда узнали, что вы снова вступили в должность, все радостно улыбнулись и произнесли: Князь остался»... Жена Клинковстрёма разрешилась от бремени сыном и счастливый отец пишет кн. Меншикову: «Мое величайшее желание назвать его вашим именем и я униженно прошу сделать мне честь быть его восприемником». Клинковстрём отправляет в Аньялу шляпу князя и умоляет его разрешить ему поднести ее на память его «чудного там пребывания»...

Гр. А. Армфельт также находился в числе тех, которые «молили небо», чтобы кн. Меншиков скорее вернулся к финляндским делам, и которые «с благодарностью вспоминают кн. Меншикова». (29 мая/10 июня 1853 г.)

Пока подобные изъявления исходили от отдельных лиц — их можно было понять и объяснить. Одни служащие были признательны князю за полученные награды, другие — за выданные им беспроцентные ссуды, третьи — за содействие к обеспечению их родственников и т. д. Но когда Сенат в полном составе вздумал вознаградить кн. Меншикова преподнесением ему майората, то тут невольно останавливаешься в недоумении.