Заботы правительства и общие усилия населения не пропали даром. Промышленность стала развиваться; у устьев реки Кюмени и в других местах задвигались водяные мельницы; в разных частях края появились ветряные мельницы, устроенные по голландскому образцу. Стокгольмский купец Михаил Хисинг пустил в ход железный завод на Фагервике. С прежнего времени в Борго существовало льняное производство, в котором принимало участие 30 ткачей. В северном Саволаксе и Карелии простонародье выделывало чугун из озерной руды. Таким образом, финский народ, принявшись за работу, исподволь стал покрывать разрушения Великой Северной войны всходами новой культуры. Успех давался нелегко. Нередко приходилось одолевать тяжелые случайные препятствия. Так, напр., в 1729 г. цена на смолу понизилась заграницей, а осенью кораблекрушениями причинены были значительные аварии. Лето 1730 г. выдалось необыкновенно «сухое». рассказывали, что густой дым от лесных пожаров далеко расстилался по морю, мешая плаванию.
Общее благосостояние края начало увеличиваться. Об этом можно судить, между прочим, по тому, что стеснительные меры против сельской торговли возобновились. В 1735 г. в Гамлекарлебю состоялся съезд торговцев морских городов, на котором постановлено было преследовать всякую недозволенную торговлю. Для этого посылались в разъезды всадники, с выданными от губернатора полномочиями прекращать противозаконные деяния, подрывающие интересы городских торговцев.
После 1738 и 1739 гг. обстоятельства стали более благоприятствовать финнам: несколько хороших урожаев богато вознаградили земледельцев за их труды. Проекты и заявления, представлявшиеся на риксдагах, свидетельствовали о том, что в крае не было уже надобности бороться с нуждой минуты, а можно было взирать с надеждой на будущее.
В «период свободы» разграничение интересов шведов от интересов финнов производилось уже довольно заметно и дело дошло на риксдагских дебатах до резких пререканий. Финны начали выступать с ходатайствами о предоставлении некоторых необходимых прав и удобств их национальным потребностям. Правительство очень последовательно старалось обойти все, что указывало на национальный сепаратизм. Толчок задаткам национального движения финнов дан был, вероятно, заметным усилием шведского элемента после Великой Северной войны. Финны были отодвинуты более, чем в предыдущее столетие.
Среди высших классов населения края шведский язык приобрел несомненное преобладание, вследствие бегства в Швецию и долгого пребывания там многочисленных семейств. Рост шведского элемента среди горожан сказался на выборах депутатов в риксдаг 1726—1727 гг. Горожане старого Або выступили, как особая корпорация. На выборах возобладали финны. Но забаллотированный шведский кандидат Мертен не уступил и отправился на риксдаг, где занял место, имея уполномочие от 40 абоских шведских граждан. При проверке на риксдаге депутатских прав, он выхлопотал себе особое разрешение иметь место и голос в совещаниях, как представитель шведских горожан г. Або. — Шведские граждане Або состояли из штатных чиновников, господ и выдающихся граждан, почему, пользуясь своим преобладающим положением, вмешивались даже в выборы капеллана финского прихода Або, ссылаясь на то, что их прислуга составляет почти половину прихожан. К финским горожанам принадлежали мелкие купцы, которые вели торговлю внутри края и в Стокгольме, а потому их влияние не могло быть значительным. После 1734 г. у финнов г. Або почти не осталось надежды на проведение в риксдаг своего кандидата, так как с этого времени избрание депутатов предоставлено было 24 электорам, в число которых попало только восемь финнов.
Поднятию значения шведского языка помогло также развитие шведской литературы. — Кроме того, из Швеции прибывало не малое число лиц, искавших должностей в Финляндии. В это время наблюдалось, что лица, рожденные в Финляндии, не имели навыка объясняться на финском языке. Можно предположить, что соответственно тому, как шведский элемент выдвинулся вперед в Або, шведский язык распространился и в других городах края.
На риксдаге 1731 г. финские крестьяне единогласно просили о назначении им судей, понимающих язык народа, или присяжных переводчиков. Тогда же финские пасторы ходатайствовали о том, чтобы постановления присылались им на том языке, на котором подлежали оглашению по большинству состава прихода. Иначе говоря, они высказывали желание, чтобы законы публиковались с церковных кафедр на родном языке преобладающего населения прихода. Правительство согласилось с основательностью подобных просьб и обещало, по мере возможности, исполнить их. По его распоряжению, часть постановлений, касавшихся прав и обязанностей финского народа, была переведена пасторами финского прихода в Стокгольме.