История Франции

Разумеется, некоторые депутаты, находившиеся под влиянием идей Просвещения, такие, как аббат Сийес, выступали с радикальными идеями, но страстное желание «раздавить гадину», к чему призывал Вольтер, имело гораздо больший эффект, чем демократические идеи, которые проповедовал Руссо. Изрядная часть этих депутатов была в свое время в большей степени вовлечена в столкновения между парламентами и королем, между иезуитами и янсенистами, нежели знакома с текстами философов: радикальные идеи, отсутствовавшие в 1789 г., появятся на авансцене гораздо позже. В своем большинстве они были юристами, и их воодушевляло скорее практическое применение права и сопротивление тем или иным действиям властей, чем отвлеченные и универсальные идеи и теории. «Концепция Просвещения в такой же мере является продуктом Революции, как и Революция — продуктом Просвещения» — отмечал историк Роже Шартье.

Теперь Людовик XVI уже не мог играть на ненависти, которую третье сословие испытывало к аристократам, настолько он был парализован интригами двора. А его бездействие способствовало тому, что третье сословие уверовало в то, что оно может делать все, что сочтет нужным гений его представителей: составлять конституцию, принимать решения о распределении налогов, заниматься гражданским устройством духовенства и многим другим.

Между тем Людовик XVI не сознавал, что тем самым народ ограничивает его власть. Именно депутаты, как знатные, так и не знатные, такие, как Мунье и Мирабо, пришли ему на помощь, опасаясь остаться без опоры, когда «народная партия» стала раз за разом заявлять о себе в Учредительном собрании. Созывая Генеральные штаты, ни Неккер, ни король не представляли себе, что в недрах этого института родится конституция.

Людовик решился на ответные действия.

Он рассудил, что испытал слишком много публичных унижений и даже тело его персоны подверглось оскорблению: в июне 1789 г., как позднее, 5 и 6 октября, его грубо отодвинули в сторону, причем в Версале лишь прибытие Лафайета спасло королеву от насильственных действий необузданной толпы. Это Лафайет, желавший быть новым Вашингтоном, предложил составить декларацию прав наподобие американской, это он потребовал вывода королевских войск 14 июля, а позднее доставил королевскую семью в Париж и стал для нее весьма неудобным покровителем, «мэром дворца», которого завидовавший ему Мирабо называл «Жиль Цезарь»[63]. Он желал быть одновременно примирителем и восстановителем порядка, арбитром между монархией и нацией; его популярность достигла пика во время праздника Федерации 14 июля 1790 г. Но при этом Лафайет рекомендовал генералу де Булье положить конец волнениям, и в частности беспорядкам в Нанси. Он также не нашел общего языка с якобинцами — представителями одного из революционных клубов, вручив им оружие, которое они позже используют против него.

Людовик XVI предпочитал советы Мирабо, которому платил и который даже утверждал, что желает лишь одного: «стать министром, когда он более не будет достоин любви». Но Собрание с подозрением отнеслось к его способностям: когда оно проголосовало за то, что ни один из его членов не может стать министром, это было направлено против Мирабо. Поэтому он стал своего рода тайным министром, желавшим установить некую обновленную монархию, отделить монархию от контрреволюционеров и остановить дальнейший ход революции.

Но король не желает этого обновления, пусть даже под принуждением ему и приходилось соглашаться с переменами. Право вето, которое в 1791 г. за ним признало Учредительное собрание, было теперь лишь отлагательным; всем его убеждениям противоречит введенное позднее гражданское устройство духовенства, и в особенности требование присяги, которую должны отныне приносить священнослужители, чтобы быть признанными государством. Находясь под впечатлением от осуждения, с которым на эти установления обрушился папа Пий VI, поддержавший непокорных священников, Людовик допускает в свою часовню в Тюильри только их. Это вызывает гнев «патриотов», а журналист по имени Марат утверждает, что король попытается предпринять что-нибудь «против нации», бежать из Парижа и, возможно, призвать на помощь иностранцев. Когда в апреле 1791 г., на Пасху, монарх хочет отправиться в замок Сен-Клу, расположенный недалеко от столицы, ему препятствуют Национальная гвардия и толпа народа. «Я бы предпочел быть королем Меца, — говорит Людовик XVI, — нежели оставаться королем Франции в подобном положении, но скоро этому придет конец».

Бегство короля и Вареннский кризис