Идея заменить Людовика XVI на престоле «конституционными средствами», высказанная Бриссо, приводит народ в ярость… На сей раз Лафайет и Бальи считают, что следует положить предел крайностям «сброда». Национальная гвардия открывает огонь по манифестантам. Убийства на Марсовом поле знаменуют раскол патриотической партии. С одной стороны находятся фельяны, с другой — якобинцы и кордельеры, среди которых очередной новый человек — Робеспьер воплощает собой волю Революции.
Капкан войны
Отъезд короля, его задержание и жалкое возвращение получили название «бегства в Варенн». Европейские монархи не замедлили выразить свое возмущение и обрушиться на революционеров с угрозами репрессий, приняв в августе 1791 г. Пильницкую декларацию. Однако поначалу речь шла не о бегстве, а скорее об операции, предпринятой с целью возвращения королю утраченной власти при поддержке солдат де Булье. В революционных кругах это знали; однако, стремясь остановить процесс радикализации, депутаты нации делали вид, будто верят в «похищение», оберегая таким образом новую конституцию, которую они даровали Франции.
Лишь эмигранты во главе с графом д’Артуа и немецкие князья, интересам которых был нанесен ущерб в Эльзасе, требовали санкций, на которые император Леопольд не решался пойти из страха, как бы они еще больше не способствовали распространению революционной заразы. Так что именно Законодательное собрание, едва приступив к работе, потребовало мер против курфюрста Трирского, который предоставил в своих владениях убежище эмигрантам и взывал к императору о помощи, словно ему уже угрожали.
В Законодательном собрании, куда нельзя было избирать депутатов Учредительного (Национального) собрания, главную роль стали играть новые люди, которых в то время называли бриссотинцами — по имени их лидера Жан Пьера Бриссо, известного своими действиями в защиту чернокожих и объединившегося с депутатами от департамента Жиронда — Верньо, Гаде, Жансонне, — которых позднее назовут «жирондистами».
В ходе обсуждения вопроса об эмигрантах они поставили Людовика XVI перед дилеммой: если он наложит вето на их предложения, он будет опозорен и разоблачен, на сей раз окончательно; если он согласится с предложенными мерами, его право вето утратит всякий смысл, а монархия потеряет свое значение. Обращаясь к угнетенным народам «во имя крестового похода за всеобщую свободу», жирондисты, однако, сумели лишь спровоцировать курфюрста и императора на выступление против революции…
«Слабоумные, — писала Мария Антуанетта графу фон Ферзену, — они не видят, что это на пользу нам».
В Якобинском клубе, воодушевленном красноречием жирондистов, лишь один Робеспьер выступает против течения. «Остерегайтесь, — говорит он, — сопротивления народов вооруженным миссионерам»; он удивлялся, как можно доверять ведение военных действий таким лицам, как Нарбонн, любовник мадам де Сталь — дочери Неккера, назначенный Людовиком военным министром, или Лафайет, «человек Марсова поля».
Но поймать в ловушку Людовика XVI и поднять народы Европы против своих правителей — такая цель была слишком захватывающей, чтобы кто-то мог обуздать воинственный порыв.
Король и королева, уверенные, в свою очередь, что капкан, приготовленный для революции, захлопнулся, соглашаются на замену министров; ими становятся жирондисты. В военном министерстве Жозеф Серван занимает место Луи Нарбонн-Лора, министром внутренних дел становится Жан Ролан де Ла Платьер, супруга которого в своем салоне выступает тайной советницей жирондистов; в правительство входит генерал Дюмурье, аристократ, примкнувший к Революции[65]
. Как и Лафайет, он рассчитывает на победоносную кампанию, которая позволит ему восстановить монархию, реставрированную таким образом, что от ее имени страной будет править он.Отсутствовал только предлог, чтобы вспыхнула война, служившая для обоих лагерей лишь инструментом в их политике. Обмен нотами не достигал цели, пока империей правил Леопольд, осмотрительный и миролюбивый. Но 1 марта 1792 г. он неожиданно умирает, и его молодой наследник Франц II, убежденный сторонник абсолютизма, сразу же требует от французского правительства восстановить в правах владетельных князей Эльзаса, возвратить папе область Конта-Венессен и Авиньон, «пресечь во Франции все, что может обеспокоить другие государства».
Как и предполагалось, по предложению французского короля Законодательное собрание проголосовало за объявление войны «королю Богемии и Венгрии», т. е. одной лишь Австрии[66]
, считая, что имперские князья не последуют за ней.При всех перипетиях кризис вызвал во Франции огромный подъем. Патриоты усмотрели дерзкий вызов в попытке чужеземных монархов вмешаться своими указаниями во внутренние дела Франции. Именно в этих обстоятельствах, когда революционный дух слился с оскорбленной любовью к нации, в возбужденной атмосфере готовности идти сражаться с эмигрантами и их иностранными сообщниками офицер Клод Жозеф Руже де Лиль сочинил свою «Боевую песнь Рейнской армии», которой предстояло стать «Марсельезой».