История Франции

Двадцатое июня: народ против «короля Вето»

Между тем вновь проявила себя оборонительная и карательная реакция. Как в 1789 г. (и начал везде), от богатых потребовали средств на вооружение патриотов. Член Законодательного собрания Жорж Кутон добился от коллег постановления, согласно которому землевладельцы, если они хотели продолжать получать от крестьян платежи, выплата которых была приостановлена в ночь на 4 августа, должны были предъявить подлинные документы, подтверждавшие их права на платежи. Эти решения, принятые на фоне галопирующей инфляции, нехватка зерна, сахара и мыла лишь подлили масла в огонь народного недовольства: в мае 1792 г. Жак Ру — викарий парижской церкви Сен-Никола де Шан — уже требовал смерти для перекупщиков.

Для революционной Франции война началась неудачно, так как армия была не готова, половина из девяти тысяч офицеров успела эмигрировать, и хорошо еще, что оставшиеся не дезертировали накануне сражения, в которое хотел вступить Дюмурье. Генерал Дийон был убит своими солдатами за то, что отдал приказ отступить, а Марат подстрекал солдат-добровольцев избавляться от генералов. С другой стороны, повсюду царила измена, и капкан войны все больше оборачивался против ее инициаторов.

В этих условиях Лафайет изменил курс на 180 градусов, и король избавился от министров-жирондистов.

И тогда, во второй раз после 14 июля 1789 г., народ Парижа поднялся — на этот раз чтобы защитить Законодательное собрание, которое Лафайет толкал к разрыву с демократическим движением. Последнее ответило принятием трех декретов: об изгнании неприсягнувших священников как агентов контрреволюции; о роспуске Конституционной гвардии, фактически представлявшей собой гвардию короля; о создании вблизи Парижа лагеря для 20 тысяч солдат-федератов.

На первый из декретов Людовик XVI наложил вето.

В память о клятве, данной в Зале для игры в мяч, жители парижских предместий решили устроить 20 июня день устрашения. Манифестанты кричали: «Долой короля Вето!», «Вернуть министров-патриотов!», «Гоните вон своих священников!»…

Толпа вломилась во дворец Тюильри, в адрес короля посыпались оскорбления. Но хотя Людовика нельзя было назвать сильным человеком, он не был трусом. Король не дрогнул: надев красный колпак, он выпил за здоровье нации. Но вето не отозвал.

Что касается жирондистов, обеспокоенных этим возмущением «в момент, когда народ дал их политике ее логическое завершение», то они не отважились действовать. Подобно фельянам в предыдущие месяцы, подобно монархистам в конце 1789 г., жирондисты, столкнувшись с результатом собственных зажигательных речей, также, в свою очередь, совершили поворот на 180 градусов.

Десятое августа 1789 года: падение королевской власти

Новое оскорбление королевской персоны вызвало среди французов всплеск монархических настроений. Покинув армию, Лафайет предстал перед Законодательным собранием, чтобы призвать его членов наказать виновных в событиях 20 июня. Осуждающая самого маркиза резолюция была отклонена 339 голосами против 234, однако Лафайету это мало чем помогло, поскольку королева отговаривала своих сторонников следовать за ним: «Лучше умереть, чем быть спасенным Лафайетом и Учредительным собранием».

Она рассчитывала на армии Франца II и герцога Брауншвейгского, которые повторили свои угрозы в так называемом «Манифесте», заявив, что «подвергнут Париж военной расправе и полному разрушению, осуществив примерное и навеки памятное отмщение, если вновь будет совершено хоть малейшее насилие в отношении к Их Величествам, Королю и Королеве, и королевской семье».

«Манифест» стал искрой, упавшей на пороховую бочку.

Еще за несколько дней до этого жирондист Верньо, будучи скорее красноречивым, чем последовательным, обрушился на короля с ужасными угрозами: «Во имя короля французские принцы пытаются поднять против французской нации все европейские дворы; ради мести за достоинство короля заключено Пильницкое соглашение и образован чудовищный союз между Веной и Берлином. Но в Конституции, раздел I, статья 6, я читаю, что, поступая подобным образом, король будет сочтен отрекшимся от королевской власти.»

Провозгласив лозунг «Отечество — в опасности!» Законодательное собрание призвало Париж и провинции выставить отряды добровольцев. Те, что пришли из Марселя, сделали знаменитым гимн, сочиненный Руже де Лилем. Но жирондисты опасались, что восстание в Париже и действия федератов положат конец действию Конституции и приведут к избранию Конвента, как того требовали якобинцы — Робеспьер, Марат и Коммуна Парижа. Поэтому наиболее последовательные революционеры — якобинцы и кордельеры — решились вновь идти на Тюильри независимо от Законодательного собрания и вопреки ему.

На следующий день после оглашения «Манифеста» герцога Брауншвейгского секции[67] и Коммуна Парижа, побуждаемые призывами Робеспьера, заявили о низложении Людовика XVI.