История Франции

Провозглашенным таким образом террор обретает свои инструменты, находящиеся в распоряжении Комитета общественного спасения; в первую очередь это Комитет всеобщей безопасности, представляющий собой главный орган осуществления репрессий, затем следуют Революционный трибунал и направленные в провинции представители Конвента. Принятый весной 1794 г. «закон 22 прериаля» упраздняет прежние предписания о том, кого следует считать виновным, и обосновывает осуждение подозрительных лиц на основании доносов. Этот закон является творением Кутона, но Робеспьер выступает горячим его защитником: «Эта суровость страшна лишь заговорщикам, врагам свободы». Таким образом, вместе с Сен-Жюстом, этим «архангелом гильотины», Робеспьер, прозванный «Неподкупным», становится воплощением террора во имя добродетели. Он расправляется с теми, кто, подобно «бешеным» во главе с Эбером, желает сделать террор еще более систематическим, и с теми, кто, подобно «снисходительным» во главе с Дантоном, находит его чрезмерным. Но механизм подозрений и доносов перемалывает всех ораторов предшествующих лет — от Камиля Демулена до жирондистов, Эбера с его сторонниками и самого Дантона — человека, скомпрометировавшего себя более или менее законными махинациями, чья частная жизнь вызывала негодование у этих поборников добродетелей и самоотречения. Он также отправляется на гильотину, откуда бросает свое последнее изречение: «Палач, покажи мою голову народу, она того стоит».

В течение нескольких месяцев повозки с приговоренными к казни следуют к эшафоту одна за другой. Жертвами террора становятся 2625 человек в Париже и 16 600 во Франции; количество арестованных достигает полумиллиона. В Нанте во время устроенных комиссаром Конвента Каррье «потоплений» погибает от двух до трех тысяч человек; примерно столько же приходится на «адские колонны» войск генерала Тюрро, вырезавших население Вандеи; столько же — на деятельность учетной комиссии в Анже. Террором были затронуты все социальные группы.

Бросается в глаза, что, начатый под давлением необходимости и во имя защиты Революции, этот террор продолжался и тогда, когда опасность миновала, в час побед революционных войск при Гандсхооте и Ватиньи (1793). Игра обстоятельств нередко скрывает от нас само явление — эта характерная черта повторяется и во время большевистской революции, поскольку государственный террор начинается еще до восстаний белых и иностранной интервенции и продолжается после победы красных…

Таким образом, террор становится способом управления государством, опирающимся на озлобление народа, который не может ни удовлетвориться, ни насытиться одним лишь фактом смены власти. В этом аспекте события 1918–1921 гг. в России еще раз по-своему воспроизводят события Французской революции, происшедшие между 1793 г. и падением Робеспьера.

ТЕРМИДОР

На первый взгляд усилия якобинцев, Комитета общественного спасения и проводимый ими террор были не напрасны: победа при Флерюсе, одержанная 26 июня над герцогом Кобургским, сделала лето 1794 г. летом победы.

Французы ожидали, что теперь, после победы, революционеры положат конец террору, поскольку до этого времени все было подчинено военным целям и повсюду мерещились изменники: например, Робеспьер считал, что он «имеет доказательства того, что генерал Гош один из них». На деле же того попросту подозревали в эбертизме[76], и в борьбе фракций подобное обвинение позволяло якобинцам избавиться от соперников.

До этого момента Комитет общественного спасения передавал такого рода дела Комитету всеобщей безопасности, однако теперь члены первого комитета, заподозрив членов второго в чрезмерном потворстве эбертистам, создали конкурирующую структуру — собственное Полицейское бюро, не подконтрольное более никому. Амар и Вадье из Комитета всеобщей безопасности, принадлежащие к антихристианскому и экстремистскому крылу монтаньяров, ненавидят Робеспьера, верховного жреца культа Верховного существа, который считается ответственным за двойную чистку: от «снисходительных» вроде Дантона и эбертистов. Они знали, что в Комитете общественного спасения их чувства в отношении триумвирата Робеспьера, Кутона и Сен-Жюста разделяют Бийо-Варенн и Колло д’Эрбуа. Сен-Жюст спорил с Карно по вопросам ведения войны, а буржуазные депутаты Конвента находили, что пора положить ей конец — наряду с регулируемой экономикой и «проклятым максимумом».

Вадье взял на себя инициативу и постарался выставить Робеспьера в смешном свете, начав судебный процесс по делу некой Катрин Тео, заявлявшей, что она является Богоматерью, — процесс, который Робеспьер счел беспредметным. «Неподкупный» одержал верх в Комитете, однако он желал вскрыть гнойник и разоблачить заговор, который, как ему казалось, плелся против Комитета общественного спасения и против него лично. В день 8 термидора напряжение в Конвенте достигло предела.