Чем это объясняется? Накануне Французской революции 1789 г. Европой правили государи и государства. Из их соперничества вытекала необходимость поддержания баланса сил, чуждая народам, в то время как философы выступали за иное устройство, европейское и мирное: оно игнорировало как государство, так и государей, но также и народы, которые ворвались в историю с революцией 1789 г. Будучи французской по происхождению, эта революция отчасти стала и европейской — благодаря своей заразительности и привлекательности, и Бонапарт оказался посреди и во главе этого движения.
Правда, государи и прочие государства сохранялись, а завоевания Бонапарта — генерала, позднее ставшего императором, привели к тому, что движения, прежде проявлявшие симпатию к Революции, сделались враждебными по отношению к ней — и эта враждебность исходила от народа, дополнив, в Германии и других странах, то сопротивление, которое государи и государства оказывали завоеваниям Революции, Консульства и Империи.
Таким образом, политика экспансии, которая поначалу несла народам освобождение, стремительно обернулась новым угнетением, и называемый «революционный» экспансионизм вскоре вызвал реакцию целых наций, противившихся унификации и отстаивавших собственную идентичность. Реформы, проводимые Наполеоном, могли по крайней мере на некоторое время заставить поверить, что он является врагом в большей степени государей, чем народов, которые затем он начинал душить поборами.
Но и сами государи не всегда проявляли враждебность к Наполеону… Швеция пригласила на свой трон Бернадота, Австрия уже не боялась Бонапарта как революционера, доказательством чему служит его брак с Марией Луизой, дочерью императора; русский царь в Тильзите пошел на союз с ним. Ни один из монархов не признавал Людовика XVIII правителем Франции; более того, папа, задолго до отлучения Наполеона от Церкви, сделал его императором после подписания Конкордата. Это означает, что в период с 1804 по 1814 г. подлинного единства контрреволюционных сил достигнуть так и не удалось.
К этой констатации надо добавить то, что множество государств считали своим главным врагом не революционную или наполеоновскую Францию с ее захватнической политикой, но скорее Англию, создавшую морскую империю в эпоху, когда капитализм обогащался не столько войнами, сколько торговлей. Таков случай России, у которой Англия встала на пути в Балтийском и Средиземном морях; таков случай Голландии, у которой Англия расстроила коммерцию и отобрала колониальные владения.
Эти факторы создавали те возможности и бреши, которыми располагал Наполеон, строя свою политику. Однако его темперамент требовал видимых успехов; кроме того, он считал, что лишь победы его армий укрепят его господство во Франции — в большей степени, чем реформы, плоды которых трудно ощутить за короткое время.
И кроме того, поскольку война была сферой деятельности, где ярче всего проявлялся его гений, и располагая армией более мощной, чем армия любого из его противников, он любил эти рискованные приключения — будь то борьба против коалиций или завоевание русского пространства. Благодаря этому он явил миру черты романтического героя.
1789–1815 ГОДЫ: КАКОВ ИТОГ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ?
Воспринимаемая как самая радикальная трансформация в истории Франции, революция 1789 г. подверглась переоценке Алексисом де Токвилем в середине XIX столетия. Он показал, что, не представляя собой полного разрыва с прошлым, Революция коренится в Старом порядке; что абсолютизм государства, сохраненный и модифицированный при Наполеоне, фактически продолжает систему управления, существовавшую при Старом порядке, теперь упроченную и усовершенствованную; централизация была начата более чем за сто лет до Революции.
Первый результат Революции — политический. В ходе нее суверенитет перешел от монархии, обладавшей Божественным правом, к народному волеизлиянию, к нации. Но,