История Франции

Крах банка «Юнион женераль» в 1882 г. отразил борьбу между ведущими католическими, протестантскими и еврейскими финансистами. Жертвами краха стали мелкие вкладчики. Панамский скандал 1892 г. выявил сто четырех взяточников, принявших деньги за согласие провести в палате депутатов голосование по займу, предназначенному для оказания помощи Компании Панамского канала, которой руководили Фердинанд де Лессепс и Филипп Бюно-Варилья, главный редактор газеты «Ле Матэн» (Le Matin). Также выяснилось, что соучастником взяточников была пресса, без устали работавшая «на всех фронтах», — оказались скомпрометированы как министр Морис Рувье, так и депутат Жорж Клемансо или банкир Жак де Рейнах. Разорение постигло 80 тысяч вкладчиков.

Эти аферы создавали ту питательную почву, на которой расцветет антисемитизм, антипротестантизм и антипарламентаризм[146].

ВТОРАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ ИЛИ ИМПЕРИАЛИЗМ?

Отличался ли новый подъем колониализма, случившийся в XIX в., от экспансии прошлых столетий? Далеко не во всем. Подобно тому как заморская экспансия отвлекла Португалию в XVI в. от прямой и не всегда удачной борьбы против Кастилии и мавров, французская экспансия после 1871 г. также была нацелена на то, чтобы забыть и стереть из памяти поражение под Седаном, провал европейской политики Наполеона III и утрату Эльзаса и Лотарингии. Это ярко выразилось в словах Клемансо, адресованных Жюлю Ферри, стороннику завоевания Туниса и Индокитая: «Я потерял двух детей, а вы мне предлагаете двух слуг».

Другая черта, свойственная империализму, — жажда новых территорий, наиболее явным воплощением которой стал раздел Черной Африки в 1885–1890 гг., эта «гонка с препятствиями», — также проявилась задолго до наступления эры, названной империализмом. Так, чтобы оправдать увеличение масштабов завоеваний в Канаде, Самюэль де Шамплен в 1615 г. писал Марии Медичи: «Если там не утвердимся мы, там утвердятся англичане, т. е. протестанты». И точно так же в обоих случаях находятся первопроходцы, которые открывают дорогу завоевателям, — в XVI в. такие, как Эсташ де Ла Фосс, в XIX в. такие, как Пьер Бразза.

Почему же тогда современники пришли к заключению, что в европейской экспансии началась новая эра? Во-первых, в это время просыпается осознанное стремление к экспансии, тогда как прежде последняя зачастую осуществлялась в силу обстоятельств. Случай с Алжиром следует рассматривать как нечто среднее между старой и новой ситуациями. В новых колониях охотно селят мятежников, политических заключенных или каторжников, в частности в Алжире, Новой Каледонии, Гвиане, — в этом Франция подражала Португалии (Ангола) и Англии (Австралия). С этими завоеваниями прочно связаны два института — военно-морской флот в Кохинхине и сухопутная армия в Алжире. «В то самое время, как происходит колониализация части армии, осуществляется частичная милитаризация колониальной идеи в общественном сознании», — пишет историк Рауль Жирарде. С другой стороны, по сравнению со Старым порядком происходит изменение идейных обоснований колонизаторов: для Республики, ставшей светской, христианизация отныне отождествляется с процессом цивилизации.

Но главное состоит в том, что на первый план в определении целей новой экспансии выдвигаются материальные соображения. Они были провозглашены Жюлем Ферри в период завоевания Тонкина (Северного Вьетнама). «Колониальная политика — это дочь политики индустриальной. Для богатых государств вывоз товаров является решающим фактором процветания… Если бы было возможно установить между производящими нациями нечто вроде разделения промышленного труда. Европа могла бы не искать места сбыта своей продукции вне своих границ. Но все хотят прясть, отливать металл, перегонять напитки, производить и экспортировать сахар». Заморская экспансия необходима, чтобы располагать дешевым — благодаря ручному производству — сырьем и рынками. «С другой стороны, — объясняет Ферри, — расы, стоящие на высшей ступени развития, должны исполнить свой долг перед расами, стоящими на низшей ступени, пока не вступившими на путь прогресса». Остается еще националистический довод: если мы откажемся от колониальных предприятий, наше место займут Германия или Испания. Политика «родного очага» лишь открывает путь к «упадку». «Блистать, бездействуя, — значит отрекаться от власти», — считает Жюль Ферри.