В случае с Бразийяком, которого «не щадит де Голль», произошла трансформация доносчика в жертву, ведь «своими доносами, своими призывами к убийствам и геноциду он напрямую сотрудничал с гестапо», писала Симона де Бовуар. Впрочем, некоторые интеллектуалы-коллаборационисты были казнены, например журналист Жан Эрольд Паки, Жорж Фердонне, Жорж Суарес, Жан Люшер, а Дриё Ла Рошель покончил с собой; другие были приговорены к тюремному заключению, более или менее длительному; в 1944–1945 гг. суровость торжествовала над снисходительностью в отличие от последующих лет. Национальный комитет писателей составил список нежелательных лиц, в нем значилось 148 имен.
Преследованию подверглись и некоторые издатели, например Грассе и Галлимар; Деноэль был убит сразу же после Освобождения. Они издавали произведения коллаборационистов и — скрытно — писателей Сопротивления. Галлимар открыл свое издательство в 1940 г. на условиях оккупантов. Но в этом августейшем издательском доме уживались Камю, Дриё Ла Рошель, Мальро, Сартр и Жан Полан.
Существенно, что преследования по обвинению в коллаборационизме осуществлялись на основании 75-й статьи Уголовного кодекса, определявшей, «кто виновен в измене и может быть подвергнут смертной казни».
Именно это определило характер защиты Шарля Морраса, который постоянно демонстрировал свои антинемецкие чувства…
Что же касается ответственности интеллектуалов, то их защита вращалась вокруг «права на ошибку», теоретиком которого в споре с Альбером Камю выступил Франсуа Мориак. «Мы играли и проиграли», — говорил он. Таким образом, отождествляя себя с учеными, совершившими ошибку, или с гражданами, желавшими пользоваться свободой самовыражения, эти писатели не представляли или не желали представить себе пагубного воздействия своих произведений и меру собственной ответственности, которая напрямую была связана со степенью их известности, писал журналист Пьер Ассулин.
Возможно, они считали, что талант выводит их за пределы банальных превратностей текущей политики. Что их искусство превращает их в исключительную породу людей. И если даже верно, что во времена чистки немалую роль играли озлобление, соперничество и сведение счетов, не говоря уже о терроризме и мощном давлении со стороны коммунистов, имевших в провинции 70 еженедельных и 50 ежедневных газет, все равно получается так, что интеллектуалы так и не проявили интереса к проблеме собственной ответственности.
Они были в этом не одиноки.
Можно вспомнить, что одни и те же голоса в новостях по радио (Actualités Pathé) в 1940 и 1941 гг. бичевали англичан, а в 1944 г. — немцев; одни и те же художники, например Паскаль Ори, выпускали иллюстрированный журнал «Маленький нацист» (Le Petit Nazi illustré) и послевоенные комиксы. Одни и те же кинематографисты, такие, как Анри Жорж Клузо, во имя своего «искусства» стремились игнорировать политику и историю, корча из себя нонконформистов, чтобы лучше скрыть отсутствие личного благородства или удовлетворить собственный нарциссизм.
ИМПЕРАТИВЫ ОСВОБОЖДЕННОЙ СТРАНЫ
В своей книге «Горячность и Необходимость» Жан Поль Риу хорошо сформулировал основные направления политики правительства Освобождения. Германия не была разгромлена до конца, поэтому прежде всего ему надо было победить. О силе немцев свидетельствуют и битва в Эльзасе с угрозой повторного захвата Страсбурга, и наступление фон Рундштета в Арденнах, которое чуть не отбросило англо-американские силы к морю, в то время как немецкие ракеты «Фау-2» обрушились на Лондон. Однако, хотя окончательное поражение немцев задерживалось, русские, англичане и американцы, к которым присоединились силы под командованием де Латтра, в конце концов добились капитуляции, и французское командование приняло в этом участие. Оставалось победить Японию.
С лета 1945 до лета 1946 г. всеобщее ликование Освобождения, конечно, спало, пленные и часть депортированных вернулись домой. Но сколько было ожиданий перед списками отеля «Лютеция», когда люди толпились, чтобы узнать о тех, кто так и не вернулся, о тех, чьих имен мы даже не знаем.
«Не противопоставляйте одних и других» — такой заголовок появился в то время в газете «Комба». Дело в том, что долгое время, в частности в правление Виши, власти заботились о судьбе пленных. Франсуа Миттеран, которому было поручено встречать их сначала при Виши, затем в правление де Голля, хотел даже создать партию бывших пленных на манер «Огненных крестов», основанную после 1918 г., так как он считал, что «сбежавшие из плена такие же герои, как и герои Бир-Хакейма». Что же касается депортированных, то кто в то время говорил о лагерях, где было уничтожено столько людей — евреев (больше всего), цыган, славян и других? Выжившие чаще молчали: они стремились прежде всего вновь стать членами национального сообщества, из которого их исключили немцы и режим Виши.