История Франции

Таким образом, профсоюзы перевели первоначальный конфликт в политическое столкновение, но с целью добиться выполнения определенных требований.

Власти долгое время оставались в стороне от событий, предоставив урегулирование конфликта силам правопорядка, которые все с большей жестокостью подавляли митинги, несмотря на отставку префекта полиции. Де Голль отказался принимать эти события всерьез и 14 мая вылетел в Румынию. Вернувшись 18 мая во Францию, он объявил, что берет ситуацию в свои руки. «Реформе — да, бардаку — нет», — заявил он. Его выступление, в котором генерал объявил о проведении референдума, было ударом мимо цели, в то время как ВКТ и коммунистическая партия, удовлетворившись Гренельскими соглашениями, хотели выйти из игры, которую они больше не контролировали.

Но основная масса отказывалась прекратить забастовку.

В атмосфере пустоты, когда власть оказалась бессильной, а экономическая жизнь прервалась, находившиеся до этого в тени левые политики решили, что пробил их час выйти на политическую сцену. Двадцать седьмого мая на большом митинге на стадионе Шарлети Национальный союз студентов Франции и Объединенная социалистическая партия во главе с Мишелем Рокаром объявили о возможности революционного решения сложившейся ситуации. Мендес-Франс, присутствовавший на собрании, не сказал ни слова. Миттеран предложил ему сформировать правительство. Коммунисты говорили о «революционном правительстве», но было не очень понятно, что они имели в виду…

Однако 29 мая стало известно, что де Голль исчез, — он отправился в Баден-Баден проверить боевой дух Массю[245], предупредив об этом только Помпиду. Генерал появился вновь неожиданно и заявил, что намерен сохранить свою власть, поддержать своего премьер-министра и созвать своих сторонников. Преданные де Голлю люди: Мальро, Дебре, Мориак — организовали 30 мая демонстрацию на Елисейских Полях, на которую собралось от 4 до 5 тысяч человек.

В один миг инициатива перешла с левого фланга на воскресший правый, который занял улицы. Помпиду перетряхнул свое правительство, исключив оттуда «мягкотелых», таких, как министр внутренних дел Кристиан Фуше и участник Эвианских переговоров — министр юстиции Луи Жокс, а также нерасторопных лиц, таких, как Ален Пейрефитт, который за несколько недель до майских событий заявил, что за свою политическую карьеру наибольшее удовлетворение он получил, работая в Министерстве национального образования.

Левацкие движения могли сколько угодно кричать о «предательских выборах», но традиционные политические силы готовились к объявленной дате с привычной сноровкой. Такой напор со стороны голлистов не позволил организаторам Мая 1968-го получить контроль над событиями. Общество выбилось из сил и отчасти потеряло голову; к тому же приближались студенческие каникулы. Левые были раздавлены как организаторы движения, к которому они, по сути, не имели никакого отношения, если не считать их попытку взять под контроль ход событий.

Возвращение к порядку, очевидно, произошло без особых потерь. За пять недель майских возмущений было очень мало погибших и мало арестов, если не считать те, что были в самом начале, поэтому и не было попыток взять реванш. В рамках реформы Эдгара Фора была провозглашена автономия университетов; что означало, что отныне не только штатные профессора со званием имели монополию на организацию учебных занятий, но и весь университетский персонал мог участвовать в управлении. Тем не менее на университетских выборах победили сторонники самых консервативных идей.

Что касается политической жизни, то она также вернулась в свое обычное русло. Морис Кув де Мюрвиль был назначен на место Помпиду, который слишком явно показал, что готов заменить де Голля, если потребуется. Генерал не простил ему этого.

Май 68-го взял реванш год спустя, отвергнув на референдуме де Голля и его проект.

Но глубокий след, оставленный Маем 68-го, заключался в том, что он поставил под сомнение принцип власти, поправ его в университете, в партиях и профсоюзах, на предприятиях, в театрах, в семье.

Именно в этом заключался дух 1968 г.; он сохранился на протяжении нескольких десятилетий, потому что «отныне все было не так, как прежде», даже если с тех пор лидеры Мая 68-го присоединились к той самой номенклатуре, которую они сумели дестабилизировать и уважение к которой было подорвано. Тем не менее это выступление молодежи изменило общее настроение во Франции.

Прорыв 1968 года: «Мы, молодежь…»

В 1968 г. молодежь как таковая впервые проявила себя в качестве социальной группы. До этого молодые люди, конечно, играли важную роль: большая часть французских революционеров-романтиков 1789 г. были юношами, а в революционном движении Джузеппе Мадзини, давшем впоследствии рождение Интернационалу, не могли участвовать взрослые старше сорока лет.