История Франции

Можно ли сказать, что именно в этот момент происходит дифференциация публики? До сих пор все слои общества посещали одни и те же спектакли и концерты, но в зале, где проходили эти мероприятия, французы находились на разных местах, в зависимости от общественного статуса. Отныне же те, кто интересовался новациями в музыке, отделились от тех, кто хотел удовлетворить потребность в удовольствии другого рода, вне зависимости от того, старая это музыка или новая. Так хоралы и хоры становились в XIX столетии во Франции все более малочисленными, и музыкальные события происходили все реже, пока в эпоху Второй империи они не достигли своего апогея. Уже совсем другая публика идет на «классический концерт» слушать Жака Оффенбаха в опера-комик — это та публика, которая потом будет горячей поклонницей джаза. Те же, кто следовал за «новациями» в музыке, в 1894 г. слушали прелюдию к «Послеполуденному отдыху фавна» и «Ноктюрны» Клода Дебюсси, который языком музыки передавал то же наложение цветных слоев, которое можно наблюдать у художника Клода Моне, создавая настоящую революцию тональностей. В «Пелее»[324], учитывая замечание Руссо, декламация была специально создана для не столь рельефного французского языка.

Следующий переломный момент наступил сразу после Второй мировой войны, когда получили распространение радио и транзисторные приемники, а вслед за ними развернулось производство грампластинок. Отныне великая музыка прошлого сопровождает рекламные ролики. Она продолжает жить лишь благодаря усилиям дирижеров и существованию искушенных меломанов: здесь следует отметить отличие Франции прежде всего от Германии, где вот уже целый век на Вагнеровские фестивали в городе Байройт собирается самая разнообразная публика. Во Франции сейчас можно наблюдать некоторое возрождение музыкальных событий такого рода, например в Экс-ан-Провансе. Этому возрождению способствовал министр культуры Франции Жак Ланг, учредивший в 1982 г. День музыки. Но самым удивительным феноменом, несомненно, стало то, что молодежь, особенно со времен «Битлз», присвоила себе музыкальные стили рок, поп, панк и, благодаря скорее плееру и наушникам, чем телевизору, изолировалась от окружающего мира, к которому она не хотела иметь никакого отношения. Молодежь способствовала необыкновенному росту и процветанию индустрии музыкальных дисков, неустанно воспевающей достоинства нового альбома по радио.

Таким образом, мнение о «неспособности французов» к музыке основано на упадке музыкального образования в школе — сейчас хоралы рождаются чаще всего в церкви; на неприятии в свое время композиторов-новаторов, таких, как Берлиоз или Дебюсси; на суждениях как политических, так и эстетических. Сегодня можно говорить также о почти полном исчезновении классической музыки и музыки современного авангарда от Оливье Мессиана до Пьера Булеза на радио, отдающего безусловный приоритет песне.

Современной живописи повезло больше.

Она появилась в эпоху между Берлиозом и Дебюсси — на выставке «Салон Отверженных» в 1863 г., на котором Эдуард Мане выставил свой «Завтрак на траве». По характеру этот салон-бис, независимый от салона Академии художеств, был учредительным, антиакадемическим, так как был открыт по инициативе Наполеона III, отреагировавшего на самоуправное удаление с главного салона многих уже известных художников, таких, как голландец Ян Йонгкинд и американец Джеймс Уистлер. Среди картин самой скандальной была картина «Купание» — это первое название «Завтрака на траве». «Это новая манера писать», — заметил Золя. Как позже скажет Гоген, живопись начинается с Мане.

Новизна заключалась в том, что сюжет картины получил самостоятельную ценность, он перестал отсылать зрителя к мифологии или истории, пусть даже к истории самой живописи, что было характерно еще для полотен Жака Луи Давида или Эжена Делакруа. Во времени и в пространстве их картин всегда присутствовал подтекст — религиозный, исторический, мифологический, — в то время как в «Завтраке на траве» смотрящая на нас обнаженная женщина поражает нас, заставляя смотреть прямо на себя. Начиная с этой даты, 1863 г., живопись основывается на восприятии, а не на воображении, как писал критик Гаэтан Пикон. За Мане последовали Эдгар Дега, Клод Моне, Камиль Писсаро. Что еще можно добавить: картина вышла из-под гнета невидимого присутствия — этого духовного прошлого, в котором заключалось ее культурное наследство. Отныне невозможно писать обнаженную женщину, видя в ней только Венеру. Художник своим взглядом смотрит на общество и даже может войти в конфликт с ценностями, носителем которых оно является. В портрете лицо перестает быть лицом изображаемого человека, теперь это то лицо, которое увидел художник. Те, кто считает, что искусство портрета умерло, так как его убила появившаяся в конце XIX в. фотография, видят лишь один аспект проблемы.