Принц Конде действительно обрел свободу. Бежав из Парижа, кардинал Мазарини поспешил в Гавр, куда были перевезены пленники; в крепость он зашел в полном одиночестве. Выйдя оттуда, Мазарини тронулся в путь, в изгнание, и сделал остановку только в Брюле, маленьком городке Кельнского курфюршества.
Конде вернулся ко двору, торжествующий и жаждущий мести. Он хотел прогнать министров, ставленников Мазарини, но поскольку королева отказалась его слушать, он, вступив в тайный сговор с Испанией, удалился в свой замок Сен-Мор. Королева вновь наладила отношения с коадъютором, по-прежнему деятельным и честолюбивым; по его совету она сообщила парламенту о замыслах принца и его отношениях с Испанией. Но герцога Орлеанского по-прежнему многое связывало с партией Конде, и он добился, чтобы Парламент объявил о невиновности принца, а королева пообещала больше никогда не призывать обратно кардинала.
Конде не поверил королеве, не стал приветствовать короля по случаю его совершеннолетия и, в конце концов, решил начать гражданскую войну. «Вы этого хотели, – сказал он своей сестре, отказываясь принять посланца королевы и герцога Орлеанского, примирившихся между собой. – Вспомните, что я первым обнажаю шпагу, но последним прячу ее в ножны». Герцог Бульонский и маршал Тюренн, поразмыслив, предложили свои услуги королеве. Юго-западные области Франции приняли сторону Конде, а Испания послала ему в Бордо военное подкрепление. Кардинал Мазарини набирал солдат для королевы в Германии и готовился вернуться во Францию, на подмогу оказавшейся под угрозой монархии. 28 января 1652 года он снова занял свое прежнее место рядом с королем, и никто не чинил ему серьезных препятствий. Он правильно оценил ситуацию, когда незадолго до того написал королеве: «Я и время – мы оба ловкачи». Герцог Орлеанский остался в Париже; он разрывался между партиями, плетущими интриги, делая вид, что не принадлежит ни к одной из них. Девица де Монпансье, его дочь, Великая Мадемуазель, как ее называли, смело взяла в свои руки дело родственника, принца Конде. Но напрасно явилась она к воротам Орлеана: в столицу отцовских владений ее не пустили. Она вернулась в Париж, куда 11 апреля 1652 года устремился принц Конде, теснимый королевской армией во главе с маршалом Тюренном; принц рассчитывал привлечь на свою сторону беспокойный, мятежный город, но на его уговоры поддалась лишь чернь. Парламент и горожане не простили ему тайных переговоров с Испанией. 2 июля принц засел в Сент-Антуанском предместье, соорудив там мощные укрепления, чтобы выдержать атаку Тюренна. Обе стороны яростно сражались. «Я видел не одного принца Конде, их была целая дюжина!» – говорил Тюренн. Мадемуазель де Монпансье приняла на себя командование Парижем и, взяв под свое начало войска Месье[18]
, решительно повела их на помощь принцу Конде. Затем она поспешила в Бастилию и оттуда приказала стрелять по Сент-Антуанским воротам, чтобы открыть путь в Париж для принца Конде; тот не заставил себя долго ждать. Кардинал Мазарини принял решение удалиться в Бульонский замок. Тюренн продолжал сражаться в окрестностях столицы и вскоре очистил дорогу к городу. Король собрался вернуться в Париж, объявив об общей амнистии, но великий Конде не стал его там дожидаться: прежде, командуя французской армией, он всегда побеждал, а теперь, выступив против нее, испытал горечь поражения. Фронда закончилась, король торжествовал, а кардинал Мазарини, поддерживая боевой дух Тюренна у стен осажденного Бара, выжидал, когда ему можно будет вернуться в Париж и занять свое место рядом с Анной Австрийской и ее царственным сыном.Людовик XIV в Голландии. Переправа через Рейн. 1661-1672
Кардинал Мазарини умер 9 мая 1661 года на вершине славы и могущества. Он только что подписал Пиренейский мир, по которому Франция получила Руссильон и Артуа, и мир этот был скреплен браком юного короля Людовика XIV с инфантой Марией-Терезией. Кардинал имел право хвастать тем, что сердце у него куда более французское, чем речь. Его тяжкий и грандиозный труд в области внешней политики, таким образом, был завершен. Внутри страны партии были разгромлены, все научились повиноваться министру, как впоследствии без лишних слов и возражений стали повиноваться молодому государю, наконец взявшему в свои руки скипетр. В последующие пятьдесят шесть лет[19]
королю Людовику XIV предстояло испытать на опыте, опасном как для него самого, так и для его народа, что такое неограниченная власть единоличного хозяина страны.