История Франции. Франция сквозь века

Генералу Бонапарту было двадцать восемь лет, когда в начале кампании 1796 года он приехал в Италию, заняв место главнокомандующего Шерера: последний не внес почти никакого вклада в успехи 1795 года. Всех почестей по праву заслуживали его заместители Ожеро, Массена и Серюрье. Численность армии, которой предстояло командовать новому генералу, была безнадежно мала; денег не осталось, беспорядок в финансах Директории достиг предела, однако требовалось без всяких средств вновь заставить солдат идти в бой. Бонапарт попытался прибегнуть к пылкому красноречию, что ему довольно часто и успешно приходилось делать в ходе его военной карьеры. «Солдаты, – сказал он, – вы плохо накормлены, вы не одеты; правительство должно вам много, но не может дать ничего. Я поведу вас в самые плодородные долины на свете. Богатые провинции, великие города – всё будет в ваших руках. Там вы найдете честь, славу и богатство. Солдаты Итальянской армии, неужто вам не хватит стойкости?»

Воины не остались равнодушны к таким сладким обещаниям: в их сердцах уже зарождались доверие и симпатия к этому смуглому молодому человеку с блестящими глазами, чья речь, обращенная к ним, звучала так непривычно – более правдиво и более возвышенно. После четырех дней непрерывных сражений путь к Савоне, на стыке Альп и Апеннин, был свободен, австрийцы потерпели поражение при Монтенотте и Миллезимо, пьемонтская армия отступила к Турину, король Сардинии отправил гонцов, предлагая французскому генералу заключить перемирие. Бонапарт держался сдержанно и надменно, но в глубине души уже решился на переговоры, не желая доводить Пьемонт до крайности. Перемирие было заключено: победителю достались Чева, Кони, Тортоне или Алессандрия, регулярные войска были распущены, ополчение разогнано по домам. Генерал не стал дожидаться дальнейших распоряжений Директории. «Пока что я намереваюсь завтра двинуться на генерала Болье с его австрийцами, – писал он в Париж, – я их заставлю уйти обратно за По, а сам немедленно переправлюсь следом. Сначала захвачу всю Ломбардию и менее чем через месяц, надеюсь, буду в горах Тироля, встречусь с Рейнской армией и перенесу войну в Баварию. Этот план достоин армии и судеб Франции».

При мысли, что иноземцы будут изгнаны с полуострова, Бонапарт почувствовал, как его сердце – сердце итальянца – сильнее забилось в груди; но он не хотел ничего разрушать раньше времени, подстрекая к революции, готовой в любую минуту вспыхнуть прямо у него за спиной, – до тех пор, пока не убедится, что останется хозяином положения. Директория рекомендовала ему вызвать народное возмущение в Пьемонте. «Вы не должны рассчитывать на революцию, – написал в Париж генерал, – она придет, но надо, чтобы дух этих народов был к ней готов. Если для защиты принципов свободы разжечь гражданскую войну, если поднять население против знати и священников, то потом придется нести ответственность за бесчинства, коими обычно сопровождается подобная борьба. Когда армия полностью овладеет всеми Австрийскими государствами в Италии и всеми папскими владениями за пределами Апеннин, она сможет провозгласить свободу и направить итальянский патриотизм против иностранного господства. Клич „Италия! Италия!“, прокатившись по Милану, Болонье и Вероне, произведет магическое действие». Французские войска вошли в Миланское герцогство и близ Лоди взяли штурмом мост через Адду; 15 мая 1796 года было подписано мирное соглашение, закрепившее за Францией Савойю и графство Ниццу, впоследствии потерянные, а затем снова возвращенные империи. Ключевые крепости оставались в руках французов до окончательного установления мира.

Через несколько дней австрийская администрация покинула Милан, и граф Мельци во главе городской депутации открыл ворота победителю, умоляя его о милосердии. Теперь вся Ломбардия была в руках Бонапарта. И именно в этот момент Директория решила разделить Итальянскую армию, передав командование одного из двух ее корпусов генералу Келлерману. Здравый смысл, как, впрочем, и честолюбие Бонапарта, воспротивились этому плану. Он написал Карно, единственному человеку в Директории, который серьезно разбирался в военном деле: «Келлерман будет командовать армией так же успешно, как и я. Никто более меня не убежден, что победы завоевываются храбростью и дерзостью солдат. Однако соединить меня и Келлермана в Италии значит потерять всё. Один плохой командующий лучше двух хороших. В военном деле, как и в управлении государством, главное – чувство меры».