В это время маршал Даву на правом фланге боролся за позицию у речки Гольдбах с занявшими ее русскими. Мюрат и Ланн на левом крыле атаковали русские и австрийские эскадроны, которыми командовал князь Иоганн фон Лихтенштейн. Легкая кавалерия Келлермана оттеснила улан противника, которые бросились на французских пехотинцев, а дивизион Кафарелли продвигался вперед беззвучно, потому что все его барабанщики погибли под артиллерийским обстрелом русских. Генералу Валюберу ядром оторвало ногу до самого бедра, солдаты сгрудились вокруг него и хотели унести, соорудив носилки из скрещенных ружей. «Оставьте, – спокойно сказал он, – я смогу умереть и сам. Не стоит из-за одного человека терять шестерых». Русская гвардия двигалась на Працен. Французы, преследовавшие ее, подвергались опасности. Но император не упускал из вида ни одного солдата на поле боя. Он находился в центре со своей пешей гвардией и корпусом Бернадота и тотчас же заметил беспорядок. «Пошлите туда мамелюков и гвардейцев-егерей», – велел он генералу Раппу. Выполняя приказ, Рапп был ранен, как это с ним случалось всю жизнь, почти во всех битвах, где он принимал участие; но русские были отброшены, а князь Репнин, их командир, попал в плен. Русская дивизия, которая занимала деревню Сокольниц, оказалась отрезанной и сдалась, две колонны союзников были отброшены за пруды. Под тяжестью пушек обрушился мост. Озеро Зачан покрывал толстый слой льда, солдаты подумали, что смогут уйти этим путем, и бросились бежать, но ядра французской батареи разбивали лед у них под ногами, и беглецы провалились в воду с криками отчаяния. Под огнем батарей, стоявших по берегам озера, генералы Дохтуров и Кинмайер сумели провести отступление по узкой дамбе, разделявшей два пруда, – у деревень Мельниц и Фальниц. Лишь корпус князя Багратиона сохранял боевой порядок, маршал Ланн оттеснил его, но не позволил своим солдатам его преследовать.
Настала ночь, битва была выиграна. Оба императора-союзника покинули позицию, откуда наблюдали за своим поражением. Они добрались до одного из императорских замков и на следующее утро спаслись бегством от настигавшего их маршала Даву. Австрийский император Франц принял решение. Он не хотел, не мог более продолжать войну, разорявшую его владения. Он попросил перемирия и личной встречи с победителем.
«Встреча состоится на наших аванпостах послезавтра, в любой час, какой назначит император, а до этого – никакого перемирия», – ответил Наполеон. Кавалерия уже бросилась в погоню за побежденным, бегущим врагом.
Тусклый свет поражения заставил императора Александра очнуться от лучезарных грез о славе; тем временем австрийский император сообщил ему о своем намерении вести мирные переговоры. У русского царя и в мыслях не было настаивать на продолжении боевых действий, он торопился убраться подальше и избавить свой народ от войны, которая, по выражению Наполеона, была для Александра всего лишь прихотью, а вовсе не необходимостью. Русская армия уже начала отступление.
Победитель и побежденный, французский и австрийский императоры, встретились на мельнице в Палени, между городами Назельдовиц и Уршиц.
– Не путайте ваши дела с делами императора Александра, – резко сказал Наполеон императору Францу. – Он удалится в свои степи, и ему не будет никакого дела до неприятностей вашей страны, в то время как на вас лягут все военные расходы. Вы должны меня простить за то, что я принимаю вас в таком убогом доме; ведь уже три месяца вы вынуждаете меня жить только во дворцах.
Австрийский император печально улыбнулся.
– Эта жизнь принесла вам изрядную пользу, так что вам не за что меня упрекать, – ответил он.
Два монарха обняли друг друга и обменялись клятвами. Перемирие было заключено, переговоры продолжились в Брюнне. В них участвовал господин де Талейран и полномочные представители Австрии и России, господа Штадион и Жюлэ.
Маршал Даву продолжал преследовать русских, которые отступали, делая лишь небольшие привалы. Чтобы заставить его остановиться, понадобился официальный приказ, доставленный ему генералом Савари. Одновременно Савари сообщил о перемирии и императору Александру. «Я удовлетворен, если мой союзник доволен, – ответил царь, вновь вспоминая, какое искреннее восхищение он испытал, видя Наполеона на поле Аустерлицкого сражения, и как это чувство повлияло на него: – Ваш государь проявил себя как великий человек!» – вновь обратился он к французскому посланнику. Вскоре царь вернулся в свою империю, и ледяные просторы этой страны надолго остудили его горячее желание сразиться с завоевателем Европы.
Наполеон вернулся в Вену. Там его ждал господин фон Гаугвиц, удрученный сознанием того, что гнев победителя вот-вот обрушится на прусского государя и его страну. Императору не были известны все подробности сговора короля Пруссии с императорами Австрии и России, но и того, что он знал, было достаточно, чтобы прийти в ярость от коварства бывшего союзника. Гаугвиц оправдывался и все отрицал.