История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

В это время раздаётся громкий голос Берюрье:

— Рамсы попутал, приятель, её зовут Жозефина!

Шум голосов! Стоп! Чей-то голос спрашивает, что за м… испортил дубль. В сочных выражениях рахит с пилюлями «Пинк» сообщает подробность, которой я не знал, а именно то, что настоящее имя Жозефины было Мари-Роз[41].

Толстяк извиняется, хмурится, затем отпускает шутку, чтобы скрасить положение, тем временем оператор пользуется заминкой и ставит софит перед бедным пятисотником, который ни у кого ничего не просил.

— Мари-Роз, любимый парфюм для мужа, — выдаёт Его Вермотство!^{156}

Это вызывает смех у всех рабочих сцены, кроме двух, которые в качестве средства от лобковых вшей используют длинные серые перчатки. Всё начинается снова! Баррас сообщает Мари-Роз, что он намерен выдать её замуж за некоего мозгляка Наполеона. Она упирается, потому что у него не тот габарит, чтобы заниматься псовой охотой. Он настаивает, обещает продвижение по службе Бонапарту. У него будет двойное жалованье на Рождество, семейное пособие, сидячее место в дилижансах, гражданское, военное и вечное почитание, а ещё камин из оникса, на котором будут выгравированы его победы. И Жозефина сломлена. Она говорит «ОК» и зовёт свою дочку Гортензию, чтобы объявить ей, что теперь у неё будет папа родом из Аяччио. Малышка говорит, что погода корсится, и в это время звучит «Стоп» в связи с тем, что в камере больше не осталось плёнки.

Новая пауза. Я хочу поспрашивать малышку Вирджинию, но она должна оставаться в свете, над которым продолжает корпеть главный осветитель, ибо из возможных дублей бедняжке осталась только её собственная дублёнка.

— Продолжай! — просит Берюрье Ненасытный.

— Что продолжать, Волдырь?

— Просвещать меня о Наполеоне. Я ещё не видел его на площадке, но я намерен воткнуть ему пару ласковых со знанием дела, когда мы с ним столкнёмся.

— Хорошо, — подчиняюсь я. — Мы его оставили, когда он стал первым консулом. У него абсолютная власть, но ему этого мало. Он хочет обеспечить себе будущее. Он организует плебисцит, чтобы стать первым консулом пожизненно!

— А он гурман. Что такое лесбицит?

— Плебисцит — это референдум, Толстяк. И любящий народ, как всегда, отвечает «да» тремя с половиной миллионов голосов против восьмисот! Отныне он может себе позволить всё! Франция принадлежит ему. Но этого ему мало. Он обладает властью, теперь ему нужно величие. Два года спустя, в 1804 Сенат провозглашает его императором под маркой Наполеона Первого. Новый референдум даёт подтверждение этому назначению ещё большим количеством голосов, чем на первом. Маленький корсиканец без гроша в кармане достигает вершин. Голубь с острова Красоты превратился в орла с острыми когтями. Теперь он хочет Европу. Он жаждет побед. Бездействие для него равносильно отчаянию. Он уверяет, что место Бога его не интересует, ибо Он — по его выражению — на стороне больших батальонов! Он совершает глупости. Делает мерзкие поступки. Например, он даёт приказ выкрасть герцога Энгиенского, скрывавшегося в Бадене, где он, надо сказать, ни у кого ничего не просил. Его агенты[42] похищают герцога и привозят во Францию, где его и расстреливают в Венсенском замке.

— Отвратительно! — харкает Берю. — С такими манерами в наши дни народ уже поднял бы восстание.

— Без сомнений, — успокаиваю я его. — Но можешь не волноваться по этому пункту, Берю. Теперь мы живём в цивилизованном мире. Его коронация было чудом. Театр Шатле́! Оперетта Лопеса, которую всё же сочинил Гендель.

— Тишина! Красный свет!

— Идём отсюда, здесь душно, — говорит мне Берю.

И спешит к двери, которую ещё не успели запереть. Он цепляется ногой за провод мэна с насеста, который от неожиданности роняет своё удилище на голову Барраса. Слышится крик. Мы покидаем площадку под град ругательств.

— Идём в бар! — решаю я.

Здесь полно статистов, накрашенных для съёмки, с бумажными носовыми платками «Клинекс» под подбородками, чтобы не запачкать воротники. Мы просим Роже, симпатичного бармена, сделать нам две кока-колы по-деревенски, жюльенасского розлива, и я продолжаю повествование.