История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

Титул президента Республики для этого Напо означал то же, что и титул первого консула для его дядюшки. Ему недоставало только 18 Брюмера, чтобы соблюсти правила игры. И он осуществил его в 1851, распустив Собрание и отправив в ссылку десять тысяч роялистов и республиканцев, в том числе Виктора Гюго[48]. Ему оставалось только организовать референдум, чтобы узаконить этот захват власти. Этот плебисцит дал ему семь миллионов пятьсот тысяч «да». Он арестовал несколько «нет». для большей ясности.

— Ты спишь? — ору я, видя шестнадцать подбородков вместо восьми под нижней челюстью Распухшего.

Он выпрямляется.

— Я? Ты что? Да я… Да я…

— О чём я только что говорил, ученик Берюрье?

— О генерале и его референдуме.

— Мы изучали Наполеона Третьего, ты, обалдуй!

— Ну да, конечно, они же все на одно лицо. Можно же спутать, в конце концов?

— Итак, — упорствую я, — та же карьера, что и у настоящего Наполеона. Он становится императором. Остаётся только начать войну. И он начинает. На этот раз он вступает в союз с Англией. Сначала они надрали русских в Севастополе, затем австрийцев (чтобы помочь нашим итальянским братьям приобрести независимость) в Сольферино. Тем временем Лессепс рыл Суэцкий канал!

— Он что, один его рыл? — давится Толстяк. — Представляешь, под солнцем, и ещё сколько времени на это потребовалось!

— Ему давали литр красного в час, — успокаиваю его я.

— Вот-вот, я тоже так подумал…

— Канал был открыт в 1869. Через год после этого Наполеон вверг Францию в войну семидесятого, которая закончилась разгромом в Седане. Когда он капитулировал, Национальное собрание отрешило его от власти. Это всегда так заканчивается. Всегда, Берю, всегда, помни об этом!

— Чего ты заладил, — пугается он, — я не собираюсь выставлять себя Наполеоном Четвёртым! А после своего падения он тоже в Англию умотал?

— Да. В точности, как и его дядя. Они все туда уезжали. Но бритиши не стали отправлять его на остров Святой Елены. Во-первых, он был их союзником, и потом, если даже Наполеон Третий и был императором, он всё же не был орлом.

— За стол! — кричит маман, приоткрыв дверь.

Дополнительный материал: Неудачный перевод переводчика Берюрье

В тот день, 29 апреля 1827 года, в столице Алжира стояла прекрасная погода. Господин Деваль, консул Франции, только что пообедай с аппетитом.

— Вы спешите, мой друг? — спросила его супруга.

— Да, — ответил он. — У меня встреча с деем из-за этой дурацкой истории с пшеницей. Похоже, он недоволен случившимся.

— Оссеин — невыносимый человек! — сказала мадам Деваль.

— Не Оссеин, а Хусейн, — поправил консул.

Положив на стол свою салфетку, он встал и крикнул прислуге:

— Скажите Берюрье, моему секретарю-переводчику, чтобы он был наготове, мы выезжаем через пять минут!

Полчаса спустя они прибыли вдвоём во дворец дея. Берюрье помог своему патрону вылезти из коляски. Он был довольно мускулистым, с толстыми щеками, и у него округлялся живот, потому что он пил много маскары^{175} с тех пор, как приехал в Алжир.

Их ввели в зал для аудиенций, где Хусейн их ждал, лёжа на подушках и обмахиваясь время от времени веером, чтобы прогнать назойливых мух, которые вились роем.

Он сделал знак своим гостям присесть рядом с ним, и пока им наливали отвар из розовых лепестков (Берюрье питал особое отвращение к этому напитку), перешёл прямо к сути. Он говорил с обычной алжирской горячностью о бедственном для него деле, связанном с закупкой пшеницы. Посредники засунули ему её в ж…, и, хотя он и был арабом, ему это не понравилось.

Берюрье говорил сносно на языке Хусейна, но с трудом успевал понять его обвинения. И всё же он старался переводить их точно, насколько это было возможно, при этом пытаясь немного смягчить резкий тон собеседника.

Надо сказать, его превосходительство Деваль не относился к слишком терпеливым людям, он выслушал молча, немного подумал и сказал:

— Скажите этому крысёнку[49], что мы постараемся уладить дело в общих интересах, но попросите его не орать так громко, иначе у меня перепонки не выдержат.

И вот тут Берюрье совершает переводческую ошибку с далеко идущими последствиями. Подобрав слова на арабском, он говорит:

— Его превосходительство сделает всё необходимое, чтобы удовлетворить вашу просьбу…

Дей облегчённо улыбается и почтительно кланяется.

— Но, — продолжает добросовестный переводчик, — не делайте из мухи слона, чтобы не рассердить его.

Дей смотрит на консула и видит муху на его пристежном-воротничке-для-рахат-лукума.

И Хусейн решил, что переводчик намекал на эту муху. Проявляя любезность, он сгоняет её рукой.

Деваль подскакивает.

— Грязный арби! — кричит он. — В моём лице ты оскорбил Францию. Скоро ты об этом пожалеешь! Идём, Берюрье!

И он быстро пошел к дверям, даже не дав Берюрье перевести дею причину его гнева.

Война с Алжиром началась!