История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

Картина напоминает конец свадебного пиршества или банкет ветеранов.

— Не уходи! — умоляет Берюрье.

— Ещё! — просит Слониха.

— Нет, — твёрдо отвечает комиссар Сан-Антонио (исключительная личность, которая ничего не боится, даже мух^{53}, и чей ум может сравниться только с его чувством юмора).

И тогда оба супруга начинают скандировать голосами, каблуками и кулаками:

— Говори! Говори! Говори!

Эти Берю — настоящая трясина. Чтобы от них отделаться, надо пригнать технику. Ну техники мне хватает, вы знаете, но подводит моё доброе сердце.

Я смотрю с улыбкой на эти два огромных толстомордых, щекастых, багровых существа с недостающими зубами, которые вопят:

— Говори! Говори!

Берта даже позволяет себе такой вариант: чтобы придать силы своему песнопению, она требует почти угрожающе:

— Колись! Колись!

Я смотрю на часы. Дел особых нет, но всегда нужно смотреть на часы, когда хочешь соскочить.

— Слушайте, — говорю я, — только про Жанну д'Арк, и я ухожу!

Из их прожорливых ртов раздается звучное и сладостное «А-а-ах!».

— Жанна д'Арк — это лакомый кусочек, вы согласны?

Они кивают в такт.

— Что вы о ней знаете? — спрашиваю я с тем, чтобы измерить глубину их познаний выданном вопросе.

— Она… — начинает Б. Б.

Но её Жюль вежливо обрывает её:

— Не трудись, Сан-А, мы видели фильм!

— Так расскажи мне его.

Он чешет затылок и говорит:

— Она пасла своих баранов в Дом Периньоне и вязала приданое для новорождённого. Потом с ней поговорил ангел, не помню, то ли Сен-Мартен-ля-Гарен, то ли Сен-Филипп-дю-Руль, может быть, оба сразу. Короче, он ей сказал, чтобы она шла спасать Францию. Что она и сделала, а эти подлые англичане в отместку сделали из неё горючего бонзу. И только когда она превратилась в золу, они сказали: «Ой, ошибочка вышла, мы поджарили святую».

— Вот вам в двух словах история самой редкой из женщин, — говорю я. — В самом деле, Берю, твоя краткость смутила бы г-на Деблера^{54}, если бы он ещё был жив! Мы рассмотрим подробнее «дело Жанны д'Арк». Но сначала, чтобы лучше понять, вспомним, что из себя представляла Франция, когда послышались небесные голоса.

— Может, пропустим по глоточку красного? — предлагает Толстяк, язык которого напоминает пол в клетке для птиц.

— Нет, для меня только лекторский стакан воды.

Берта наливает мне под враждебным взглядом мужа, который неодобрительно относится к этому напитку. H₂O для него всё равно что первородный грех!

Я повергаю его в ужас, отпивая её. И приступаю:

— Столетняя война была жестоким испытанием для Франции. В тот безумный век удача склонялась то на одну, то на другую сторону. Бывало, что англичане захватывали всю территорию и правили безраздельно. Затем следовал ответ французов, и те откатывались за Па-де-Кале. Мы были бы несправедливы, если бы умолчали о Карле Пятом и его кореше Дюгеклене. Они положили всю свою жизнь на то, чтобы не давать покоя ростбифам. Карл Пятый и его доблестный генерал настолько сдружились, что умерли в один год. Их смерть ознаменовалась новым усилением Франции.

— С ума сойти, как этим Карлам удавалось латать Францию, — замечает Берюрье. — Может быть, всё это связано с именем, как ты думаешь?

— Не впадай в стереотипы, дружище! Всегда найдутся исключения из правил. Сына Карла Пятого тоже звали Карлом, и всё же его правление закончилось паршиво!

— Не может быть!

— Он подвинулся умом, когда отправился с карательной экспедицией к одному из своих непокорных сеньоров. Солнечный удар, говорят одни, кровное родство, уверяют другие. Надо сказать, что господа сиры слишком часто женились на своих кузинах. Поэтому и рождались дефективные.

— Ещё бы, — перебивает Берю. — Это как с породистым зверьём: ты стараешься сохранить породу, а в итоге она становится как использованная жвачка. Нет ничего лучше дворняг. По моему мнению, Сан-А, если бы монархия поменьше занималась брачными союзами, она бы ещё существовала. Король двор-терьер, такое ещё можно допустить. Я думаю, кстати, что принцессы уже начинают понимать, откуда ждать неприятностей. Смотри, например, в Англии, Маргарет: она себе подыскала одного гражданина из фирмы «Фотоматон»^{55}. Ей-богу, если так дальше пойдёт, родословная этих ребят из Букингема скоро станет как в каталоге «Самаритен»^{56}. Но они правы: здоровье прежде всего. Если у тебя легкие побиты молью, печень как сморчок, а в венах йогурт, твой герб тебе не добавит румянца, даже если он, как говорят на их геральдическом языке, губного цвета и с просяными колосьями!

Берта прерывает его притчу:

— Чокнутый король — это тёмная ночь. И что, на него надели смирительную рубашку?

— Что-то в этом роде.

— Можешь не сомневаться, его рубашка была из золота, — усмехается Берюрье. — В ту пору они носили шёлковые трусы и подвязки с застёжками из бриллиантов. Вот такой был размах! И что они сделали с этим двинутым?

— Поставили его на запасный путь. Но теперь уже в загул пошла его благоверная Изабо де Бавьер. Ещё та шмара, она через себя пропустила целую кучу типов, начиная со своего шурина. Французский двор больше напоминал бордель. Соревновались, кто больше других преуспеет в разврате!