История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

Шаровидные глаза Берты блестят хищным блеском.

— Какой стыд! — всё же говорит она, изображая из себя целомудренную супругу.

— Изабо, — продолжаю я, — была такой людоедкой, что пускала в ход свой шарм и шла на убийство с одинаковой лёгкостью. Она ни во что не ставила своих дочерей, убивала их, если они становились для неё неудобными, и разорила собственного сына. Воспользовавшись сумасшествием своего мужа, она продала Францию англичанам.

Берюрье выдает серию проклятий, самое нежное из которых всё же нельзя упоминать в таком высокохудожественном произведении.

— Короче, — продолжаю я, — после смерти Карла Шестого Тронутого королями Франции были провозглашены король Англии и одновременно дофин^{57}, у которого были свои сторонники.

— И что же, — перебивает мадам Берюрье, — у Франции было два короля?

— Точно. И вы согласитесь, что это много! Наша бедная страна разделилась на два лагеря: арманьякцы и бургундцы.

Берю испускает вздох, от которого надулись бы паруса учебного трехмачтового судна.

— И что, французы поддержали кандидатуру короля Англии?

— Факт налицо, Толстяк!

— Какая гадость, — говорит он. — Дофин, про которого ты говоришь, явно не отличался красноречием. Если бы я был на его месте, то устроил бы большой шум на всех перекрёстках, можешь не сомневаться!

— Карл Седьмой был робким. К тому же он не был уверен в своём происхождении.

— Как это?

— С такой матерью, как Изабо де Бавьер, ты просто не можешь знать, кто на самом деле твой отец, мясник или сосед по лестничной площадке! Возможно, настоящего отца нового короля Франции звали Берюрье, кто знает.

Эта гипотеза греет душу моего Берю. Он вдруг перестал злиться на Изабо де Бавьер.

— Почему бы и нет? — шепчет он. — Как он выглядел, твой Шарло?

— По правде говоря, внешне он на тебя не был похож. Он был плюгавый и нерешительный. Слизняк, придавленный своей короной, которая не была такой уж большой в то время, когда началось его правление. Он был полон комплексов. Но судьба не дремала. Одна женщина сгубила королевство, другой было суждено спасти его.

— Жанне д'Арк? — декламируют супруги Берюрье.

Я жалую их одобрительным кивком. Берта и Александр-Бенуа напоминают упряжку кареты ленивого короля.

— Да, друзья мои: Жанне д'Арк.

Берта слегка крякает, приветствуя появление Девственницы в нашем разговоре. Берю, который любит переживать торжественные минуты со всеми удобствами, развязывает шнурки, снимает ботинки, и его вырвавшиеся на свободу пальцы трепещут в дырявых носках, словно рыба в корзинке.

— Жанна д'Арк появилась в период полного развала и безысходности, — говорю я. — Страна была разделена, разрушена, разграблена и пошла по наклонной…

— Это в Италии? — спрашивает Толстяк.

— Что?

— Поно Клоной.

— Это не место, а такое выражение, умник! В смысле пошла прахом…

— Извиняюсь, — бормочет Огромный. — Как ты ни тянешься к культуре, некоторые штучки от тебя ускользают. Ну и?..

— Франции нужен был герой или героиня. Ей нужен был спаситель. В смутные времена достаточно, чтобы кто-нибудь появился в нужный момент с криком «Я вас понял», и он получит большинство голосов. Очередной мессия должен только сказать, что он слышал голос, и он тут же получит голоса избирателей. В общем, так обстояло дело, когда малышка Жанна заставила о себе говорить. В Домреми, между Шампанью и Лотарингией, как раз была вотчина короля Франции. Предки Жанны были самые что ни на есть зажиточные кугуты, а не то что думала публика, которая считала её дочерью крепостных. Её родители были очень набожными и не переставали перебирать чётки, прося у Неба помощи и защиты.

— Им и в голову не приходило, что их пацанка всё устроит как надо, умиляется мой Толстяк. Ну и прикол, у них под боком была святая, а они об этом не знали. Они её лупцевали при случае и не думали, что потом её имечко будет красоваться на всех религиозных заведениях Франции и Наварры.

— Это судьба, — философствует наша дорогая Берта. — Тут не угадаешь. Всё равно что Лурд с Бернадеттой Скубиду^{58}, её семья тоже ни о чём не догадывалась.

— Жанна, — продолжаю я, — была очень чувственной. При виде стариков, которые хлюпали над несчастной долей короля Франции, у неё пошли галлюники. Когда она пасла баранов и пряла свою кудель, зазвучали голоса с небес. Церковь утверждает — и у нас нет никаких оснований подвергать это сомнению, что это были голоса святого Михаила, святой Катерины и святой Маргариты…

— Высший свет, — одобряет Берю, который знает назубок свой церковный календарь.

— Эти дамы и господа посоветовали Жанне отправиться к Орлеану, чтобы снять с него осаду, а затем короновать короля в Реймсе.

— Бедняжка, — хнычет Слониха. — Эти голоса ее, наверное, напугали!

— У неё, наверное, икота прошла! — замечает Толстяк со своим практическим умом. — И что было потом?

— Жанна рассказала о своей миссии своему старику, и тот поднял хай. Папаша д'Арк был набожным, но недоверчивым. Он сказал девчонке, что лучше «утопит её собственными руками, чем отпустит с военными».