Парижский парламент смог бросить вызов «абсолютной» власти короля благодаря глубокому изменению в умах почти всех образованных людей Европы и особенно Франции. В нескольких словах это изменение лучше всего формулируется так: в XVIII в. образованные люди начали признавать (по меньшей мере на словах) руководящую роль
С 1517 г. примерно до 1700 г. усилия человеческой мысли были направлены в основном на то, чтобы атаковать или оборонять католическую церковь во время протестантской реформации и всех столкновений, происходивших после нее. К 1700 г. большинство европейских стран успокоились и стали навсегда протестантскими или навсегда католическими. Ни одна сторона не смогла уничтожить другую ни ударами, ни аргументами, и потому у обеих пропала охота сражаться. Люди стали терять интерес к вопросу о том, попадут они в рай или в ад, и (как в эпоху итальянского Возрождения) повернулись лицом к проблемам этого, земного мира. Возник сильный интерес к естественным наукам, средневековые представления о мире были сброшены, как старая кожа, и были заложены основы почти всех великих достижений XIX и XX вв. Но изобретения и прикладные открытия часто создавались англосаксами, а не французами. Британец Джеймс Уатт изобрел паровой двигатель. Американец Бенджамен Франклин доказал существование связи между электричеством и молнией. Однако не стоит преуменьшать значение французских достижений. Лавуазье (1743–1794) заложил многие основы современной химии, а Бюффон, обладавший огромными познаниями и большой любознательностью, внес значительный вклад в естествознание и даже начал одну из тех перемен в науке, которые привели к учению об эволюции.
Но наивысшего мастерства французские писатели XVIII в. достигли в политической литературе. Впервые за много столетий отношения человека к его правительству, природа этого правительства, его права требовать от человека подчинения и вообще существовать, различные виды его ошибок и средства сделать его лучше были изучены подробно, интенсивно, проницательно и очень умело, и результаты этого изучения были изложены в такой потрясающей литературной форме, что мгновенно привлекли к себе внимание[120]
. Эти писатели «устроили смотр всем ранее признанным идеям, подвергли их критике и вместо тех, которые посчитали порочными или неверными, предложили новые, которые должны были стать основой всеобщего переустройства» человечества.Ясно и без слов, что в XVIII в. после того, как был брошен критический взгляд на систему правления и общественный строй Франции, у отважного и зоркого наблюдателя мог возникнуть лишь один вопрос: «На какое зло я нападу в первую очередь?» В системе правления был абсурдный элемент – «божественное право». В обществе существовало оскорбительное «неравенство», в религии – омерзительная «нетерпимость». Во всех остальных, менее значительных областях жизни тоже сохранялись остатки феодального варварства, излишние и вредные указания и ограничения экономической свободы – в общем, на умах и на телах были оковы, ненавистные каждому умному и свободолюбивому человеку. О конкретных пороках старого режима пойдет речь немного позже. Здесь достаточно сказать, что защитная броня этого режима была очень непрочной.
У критиков было одно бесценное преимущество: они писали самым ясным и живым языком в Европе. Великие писатели эпохи Людовика XIV вовсе не были защитниками свободы, но они, по крайней мере, превратили французский язык в великолепное орудие литературы – в язык, на котором было легко, даже обсуждая очень серьезные темы, говорить блестяще и было почти невозможно говорить скучно. Более того, французский язык, кажется, был на пути к тому, чтобы стать языком общения для всего христианского мира. Книгу Вольтера мог без переводчика и без словаря прочесть почти каждый образованный англичанин, немец, итальянец и русский.
Таким образом, эта литература быстро завоевала весь мир, хотя первоначально была написана для французов.
Причины и итоги войны описать в нескольких словах гораздо легче, чем причины и результаты великого движения в области интеллекта. С 1730 по 1789 г. литературная деятельность во Франции была очень интенсивной и Париж был «мозгом Европы». Тем не менее дух этого времени можно выразить в четырех словах – Монтескье, Вольтер, Руссо, энциклопедисты. В этих словах заключены почти все законы и пророки революции.