Вольтер с самого начала проявил желание критиковать церковь и государство и бороться с преследованиями за веру, которые считал крайне несправедливыми и неразумными. Теперь он стал гораздо более открыто защищать «разум» и «философию», истинных руководителей умного человека, от «суеверия». Было достаточно ясно, что под «суеверием» он имеет в виду конкретно католическую церковь. Для Вольтера христианство было то же, что католицизм[123]
, и притом мирской и бездуховный католицизм французской церкви. Как легко осмеять епископа, который громогласно требовал, чтобы в домах гугенотов снова стали размещать на постой солдат, если этот святой человек сам имеет столько же дворцов, лакеев и любовных похождений, как роскошно живущий маркиз!Церковь была опорой всего старого: традиционализма, пережитков Средневековья, нетерпимости и абсолютизма в политике тогдашней Франции. Она защищала злоупотребления монархии потому, что монархия предоставляла ей тюрьмы, оковы и виселицы для подавления ереси и обеспечивала доходами ее высших иерархов, любивших роскошную жизнь. Поэтому Вольтер обстреливал церковь из всех орудий своего ума насмешками, сарказмами и критическими замечаниями. Сам он, по его словам, был не атеистом, а деистом. Сегодня его, вероятно, причислили бы к какой-нибудь неопределенной разновидности унитаризма. В конце жизни он разошелся с экстремистами, которые после атак против церкви стали сомневаться, что людям вообще нужно божество.
Почти всеми возможными литературными средствами Вольтер наносил удары по старому порядку – церковному и политическому. Он прожил долго и был поразительно плодовитым писателем. Из-под его пера непрерывно и без конца выходили сатиры, романы, эпические поэмы, драмы. Он написал трактат о метафизике, исторический очерк об эпохе Людовика XIV, одноактные эротические комедии и высокопарные трагедии. Вскоре после его смерти в 1778 г. было издано полное собрание его сочинений. Чтобы их напечатать, понадобилось
Здесь невозможно пройти мимо личной жизни этого человека. Он не был образцом морали. После возвращения из английского изгнания он жил в очень близких отношениях с умной и распущенной замужней знатной дамой, мадам дю Шатле. Примерно в 1745 г. он на короткое время помирился с королевским двором и был назначен королевским историографом по настоянию не кого иного, как самой маркизы Помпадур. Но прошло немногим больше года, как он уже перестал быть желанным гостем при дворе и был рад покинуть Версаль. В 1749 г. мадам дю Шатле умерла, и смерть стала концом одной ее весьма отвратительной и постыдной любовной связи[124]
. В 1751 г. Вольтер приехал в Берлин, откликнувшись на настойчивое приглашение другого величайшего европейца XVIII в. – Фридриха Великого, короля Пруссии. Фридрих хвалился, что он сам философ и управляет своим государством по правилам просвещенного разума. Почему бы ему и не стать покровителем Вольтера – второго Платона? Но король вел себя слишком властно, а Вольтер оказался недостаточно благовоспитанным, сдержанным и покорным гостем. В 1753 г. великий француз утратил всю благосклонность Фридриха, опубликовав сатиру на него самого, и после этого, обидевшись до глубины души, покинул Потсдам. В 1758 г. он поселился в красивом поместье возле Женевы и в нем провел свою старость. Он продолжал писать до самого конца своей жизни и с наслаждением вмешивался во множество споров, в основном защищая угнетенных гугенотов. В 1778 г. он наконец снова побывал в Париже после двадцати восьми лет отсутствия. Двор встретил его холодно, но академия, выдающиеся иностранцы, а также все ученые и литераторы приветствовали его как главного в мире борца за «просвещение». На представлении своей пьесы «Ирен» он сидел в своей ложе, увенчанный лавровым венком, и многочисленные зрители приветствовали его аплодисментами. Но волнения во время этих празднеств оказались слишком тяжелыми для него. 30 мая Вольтер внезапно заболел и умер. Рассказывают, что священники примчались к его постели, но он рассердился и сделал им знак уйти, и католическая церковь не получила предсмертной капитуляции одного из своих самых заклятых врагов.