Подводя итог, нужно сказать, что типичный французский дворянин XVIII в. имел прекрасные манеры в обществе равных себе, был очень умен, постоянно был в долгах и был очень нестрог в вопросах морали, хотя отличался большим чувством «чести» в некоторых случаях, например когда речь шла об обмане в карточной игре. Он умел презирать опасность и на поле боя, и позже перед гильотиной. Но в целом, как класс, эти люди не предложили ни одной конструктивной идеи, как спасти Францию, и проявили очень мало желания пожертвовать своими привилегиями для блага общества. Дворянин украшал собой двор своего господина – короля, но великую нацию нельзя спасти безупречными поклонами и изящными комплиментами в адрес высокородных дам. А дворянство, кроме этого, почти ничего не делало, чтобы оправдать свое существование, и быстро потерпело крах вместе со своим ослабевшим королем и своей выродившейся церковью.
Основная масса народа была включена в третье сословие. Но, разумеется, это огромное множество людей очень четко делилось на несколько групп. Мы сразу можем вычленить в нем буржуазию, класс ремесленников и крестьянство. У каждой группы были свои собственные трудности и беды.
Буржуазия в XVIII в., несомненно, возвысилась и обогатилась. Несмотря на плохое управление страной и катастрофические войны при Людовике XV, торговля и другие виды коммерческой деятельности часто процветали благодаря огромному природному таланту французских купцов[145]
. И буржуазия одна получала всю выгоду от этого процветания. Король начал зависеть от крупнейших капиталистов, которые брали на откуп сбор его доходов и предоставляли большие займы, когда этих доходов ему не хватало. Без этих людей он был бы беспомощным и потому должен был платить им хотя бы косвенным образом – почестями и льготами, пусть родовитые дворяне и ворчали по этому поводу. И все же эти богатые и умные буржуа ненавидели действовавший в стране общественный строй, при котором им по-прежнему приходилось платить талью, подчиняться многим нечестным законам и терпеть холодное обращение от дворян. Они постоянно боялись, что король полностью обанкротится и они разорятся вместе с ним. Поэтому они энергично защищали сложные политические реформы.Эти богачи также были лучшими учениками новых философов Монтескье, Руссо, Вольтера, а работы «экономистов» нигде не читали так охотно, как в гостиных крупнейших банкиров и купцов. Новое учение о равенстве никому не нравилось больше, чем людям, которые по богатству, воспитанию и представлениям о жизни были настоящими благородными дамами и господами, но какой-нибудь граф, распутник и банкрот, унижал их, сажал за «второй стол» или специально обращался с ними грубо.
Большие социальные притязания крупных буржуа, требовавших уважения к себе, отбрасывали свой отблеск вниз – на «средний» и «нижний средний» классы (как их называют в Англии). В эти классы входили торговцы, лавочники и хозяева маленьких мануфактур – достойные, хорошие люди, социальные притязания которых шли не дальше того, чтобы их называли «месье» и «мадам». Отблеск достигал и городских ремесленников. Кроме Парижа во Франции было мало крупных городов, и основную массу населения по-прежнему составляли сельские жители; однако ремесленников было около 2 миллионов 500 тысяч человек – примерно десятая часть всего французского народа. Они были объединены в гильдии и торговые корпорации средневекового типа, а эти учреждения давно изжили себя и перестали быть полезными. Например, если человек не был сыном или зятем члена гильдии, скажем, изготовителей париков в каком-нибудь городе, ему было крайне трудно получить разрешение изготавливать в этом городе парики.
По закону только члены гильдии ремесленников какой-нибудь специальности имели право заниматься соответствующим ремеслом. Но при этом им было строго запрещено заниматься чем-либо, кроме очень узкой отрасли своего ремесла. Если бы кто-то из «дамских башмачников» Парижа посмел делать и продавать детскую или мужскую обувь, это вызвало бы гневный протест и судебный процесс против нарушителя, который разорил бы его. Просвещенные люди понимали, как сильно тормозили подлинное развитие промышленности и как вредили ему эти правила, душившие конкуренцию и все виды инициативы; но казалось, что систему гильдий невозможно отменить. Тюрго, великий министр финансов Людовика XVI, попытался упразднить гильдии, и по этому поводу поднялся такой шум, что планы министра были разрушены, а сам он изгнан с должности. А ведь Тюрго заявлял, что сражается «за первое и самое неоспоримое из всех прав – право на работу».
Таким образом, перед промышленниками и тружениками промышленности во Франции стояли большие преграды, и их трудности добавлялись к проблемам, общим для всего народа.