Злоупотребления в налоговой системе были неразрывно связаны со злоупотреблениями в области личных привилегий. Короли отняли у дворянства политическую власть, но вовсе не сделали всех французов одинаковыми подданными одного общего для них господина. Неравенство было принципом французского общества, и весь народ по закону был официально разделен на три больших сословия – духовенство, дворянство и третье сословие. Первые два сословия назывались «привилегированными». Их драгоценные права были различными – от предпочтений при допуске ко двору короля до освобождения от тальи, тяжелым грузом давившей все низшие слои общества. По численности привилегированные сословия были в явном и значительном меньшинстве. Все население Франции составляло тогда около 25 миллионов человек. Два благородных сословия насчитывали каждое от 130 до 140 тысяч человек, то есть всего «благородных» французов было около 275 человек. По справедливости к ним следует добавить примерно 300 тысяч буржуа, занимавших официальные должности и имевших гораздо больше льгот и престижа, чем большинство их современников. Таким образом, не больше 600 тысяч французов по закону и обычаю имели положение, очень завидное по сравнению с судьбой 24 миллионов их менее удачливых собратьев.
Духовенство формально считалось выше дворянства, поскольку дела Бога ставились важнее человеческих почестей. Немногим меньше половины этого сословия составляло черное духовенство, то есть монахи и монахини, жившие по монастырскому уставу. Остальное большинство принадлежало к белому духовенству, в которое входили епископы и приходские священники, жившие среди мирян и «заботившиеся об их душах». Эти две ветви духовенства были строго организованы и посылали своих депутатов на ассамблею, которая собиралась раз в пять лет для обсуждения вопросов, затрагивавших интересы духовного сословия, и для голосования по поводу «добровольных даров» королю. Духовные лица имели еще одно право: если их нужно было судить, это делали их собственные церковные суды. Конечно, теоретически они подчинялись папе. Но продолжал действовать конкордат Франциска I, и при Людовике XIV прозвучало много решительных заявлений о «галльских свободах». А потому в действительности любой мудрый понтифик почти не вмешивался в дела французской церкви, и король имел больше влияния на церковные дела, чем его святейшество.
Королевская власть имела основания для того, чтобы так сильно интересоваться делами религии. Было подсчитано, что пятая часть всех земель Франции на тех или иных основаниях принадлежала церкви. В провинции Артуа духовенство контролировало три четверти всей недвижимости. Кроме обычных доходов с этих земель, церковь везде получала десятину со всех сельскохозяйственных продуктов[143]
. Она также имела доход от многих «феодальных прав», то есть собирала налоги с обитателей своих поместий. В 1789 г. суммарный доход французской католической церкви был равен более чем 100 миллионам долларов.Часть этого огромного дохода, правда, шла на больницы, сиротские приюты, содержание церквей и законную милостыню для бедняков. «Добровольные дары» церкви королю и другие налоги, которые духовенство соглашалось терпеть, доходили примерно до 6 миллионов долларов (30 миллионов франков) в год. Остальные доходы распределялись совсем иначе.
Французское духовенство было расколото пополам, и этот раскол уничтожал все духовное благо, которое творили служители церкви. Речь идет об огромной разнице между высшим и низшим духовенством. Высшее духовенство почти целиком состояло из дворян. Младший сын герцогского семейства добивался епископского сана, а его старший брат получал семейный замок. Архиепископов, епископов, аббатов, каноников и тому подобных духовных лиц было общим счетом от 5 до 6 тысяч человек. Они монополизировали подавляющее большинство церковных доходов. Несколько епископов жили в «апостольской бедности» – меньше 50 тысяч долларов (250 тысяч франков) в год. Многие были гораздо удачливее. Кардинал-епископ Страсбурга имел 300 тысяч долларов в год. В своем дворце в Саверне он мог принять 200 гостей одновременно. В его конюшне стояли 180 отличных лошадей. Крупнейшие аббаты иногда были богаче беднейших епископов. Настоятель аббатства Клерво получал 190 тысяч долларов в год: такова была его «монашеская бедность». Среди этого «высшего духовенства» было очень мало людей не из дворянских семей. Монаху или священнику низкого происхождения, каким бы он ни был ученым, одаренным в практических делах или набожным, было почти невозможно перейти волшебную черту и оказаться среди тех, кто был допущен к высшим должностям церкви.