Если говорить коротко, в 1789 г. финансовое положение Франции было таким: расходы за год достигли эквивалента примерно 265 миллионов долларов, доходы были равны эквиваленту 238 миллионов долларов, а проценты по государственному долгу достигали эквивалента 105 миллионов долларов (почти половины всех доходов!). Только за время правления Людовика XVI государственный долг вырос на сумму, равную 570 миллионам долларов (2 миллиарда 830 миллионов франков в нынешних французских деньгах)[141]
. Причиной такого плачевного положения финансов были не только грубые ошибки Людовика XVI и его министров. Оно было создано политикой почти всех французских королей, начиная с Франциска I; исключениями были только Генрих IV и Людовик XIV в золотые дни Кольбера. Дух этой политики был коротко сформулирован братом Людовика XVI графом д’Артуа, который позже был несчастным королем Карлом X. «Доходы короля должны соответствовать его расходам, а не расходы – доходам!» – заявил граф.Дефицит был постоянным. Единственным способом исправить эту ситуацию были такие сомнительные средства, как создание и продажа новых должностей или привилегий или новые займы, которые увеличивали долг. В области налогов положение было таким тяжелым, что почти любое предложение увеличить их привело бы к потрясению в государстве. «Абсолютный монарх» не мог произвольно увеличить подушный налог: последствия такого решения уничтожили бы его трон, поэтому он продолжал «плыть по течению», то есть двигаться к банкротству.
Налогов было много, и большинство из них существовали уже давно. Главным прямым налогом была талья. Она существовала со времен Столетней войны с Англией, а возможно, и раньше. В южных землях ее обычно взимали с земли и домов, в остальной Франции – со всех предполагаемых доходов плательщика, каково бы ни было их происхождение. В любом случае сумма тальи определялась совершенно произвольно и без всяких логических оснований. Иногда сборщикам налогов было достаточно увидеть перед дверью крестьянина-бедняка несколько куриных перьев, чтобы увеличить талью этого несчастного: перья были признаком того, что он живет уже не впроголодь. Конечно, такими действиями власти сознательно отучали народ от бережливости.
Талья была налогом для недворян: ее брали с крестьян, ремесленников и буржуа. Земли и доходы дворян и церкви (двух самых богатых классов) власть гордо освободила от нее. Дворяне платили королю «своей кровью», то есть военной службой, а священнослужители платили ему своими молитвами. Они не подлежали этому мучительному налогу, который сам уже был знаком низкого происхождения.
Однако были еще два налога, которые дворяне и духовенство должны были платить вместе с крестьянами, хотя и много жаловались по этому поводу. Это были подушный налог и двадцатина. Первый из них представлял собой пропорциональный налог, взимавшийся с плательщика по тарифу для одного из двадцати трех классов, на которые были разделены все подданные короля. Первым в первом классе был дофин, теоретически плативший налог, равный примерно 1000 долларов. Бедняки, попавшие в двадцать третий класс, не платили ничего. Двадцатина считалась налогом для всех, составлявшим 5 процентов дохода. Но такой была только буква закона, а на практике почти все представители привилегированных классов были освобождены от ее уплаты. Плательщикам из верхов буржуазии не всегда удавалось получить это освобождение: одним везло больше, другим меньше. Духовенство «выкупало» свои налоги, выплачивая королю вместо них «добровольный дар», который был гораздо меньше положенной по закону суммы. А доли дворян в общей сумме налога всегда рассчитывались с большим снисхождением к плательщикам. «Принцы крови», которые все вместе были бы должны платить в качестве «двадцатой части» около 1 миллиона 200 тысяч долларов, фактически платили лишь около 90 тысяч долларов. В окрестностях Парижа с маркиза брали в качестве налога 200 долларов вместо примерно 1250, а с буржуа 380 долларов вместо примерно 35[142]
.С тех, на кого падали эти налоги, их собирали очень сурово, а богатые и привилегированные французы были почти полностью свободны от них. В результате, по некоторым подсчетам, только талья, подушный налог и «двадцатая часть» поглощали 50 процентов заработка непривилегированных классов. И это было еще не все, к чему тянул свои руки налоговый сборщик!
Кроме прямых налогов существовали сложно устроенные косвенные налоги. Они становились тяжелее оттого, что их регулярно «отдавали на откуп», то есть продавали право их собирать откупщикам – спекулянтам, которые за это платили большую сумму королю, а потом, толкуя закон в свою пользу, собирали с налогоплательщиков максимум денег, который могли потребовать с них, и получали большую прибыль. Так во Франции возродились зловещие сборщики налогов, которые были позором Древнего Рима и которых справедливо проклинали в новозаветной Палестине.