Несмотря на звон оружия, долетавший из-за границы, и на напряженную ситуацию внутри страны, Конвент находил время, чтобы серьезно заниматься вопросами преобразования страны, которые требовали его постоянного внимания. Далеко не все принятые тогда законодательные акты были плохи. Введенная тогда новая система мер и весов – знаменитая метрическая система – оказалась такой хорошей, что вскоре на нее перешли почти все цивилизованные страны, кроме тех, где говорят по-английски. Специальный комитет отважно разрабатывал разумную систему народного образования, в которой были начальные школы, средние школы и педагогическое училище для подготовки компетентных учителей. Другой комитет пытался создать кодекс гражданских законов, но эта трудная задача была решена только при Наполеоне. Меньше достойно похвалы то, что революционеры пошли в атаку на прежний календарь, который назвали «рабским», потому что названия дней и периодов в нем напоминали о римском деспотизме (июль, август) и о христианских праздниках. Этот календарь они заменили новым, «природным», составленным поистине в духе Руссо. Первым днем новой эры стал день провозглашения республики – 21 сентября 1792 г. С него начался «первый год». Согласно реформированному календарю, год состоял из двенадцати месяцев, которые носили новые имена[174]
и делились не на недели, а на декады, состоявшие из десяти дней. Первый день каждой декады был праздником в честь «республиканских добродетелей», а воскресенье, напоминавшее о «суеверии», было полностью упразднено.Казалось, что все остальное, что было связано со старым режимом, тоже вот-вот будет выброшено на свалку. Стало непатриотично (а значит, небезопасно) обращаться к человеку иначе, чем «гражданин» или «гражданка». Королевские гробницы в Сен-Дени были осквернены, и прах королей, которые сделали Францию великой, был выброшен в ров. Христианская религия формально не была запрещена, но служить разрешалось только тем приспособленцам и раскольникам из числа священников, которые дали клятву следовать «гражданской конституции», разработанной для церкви, то есть честные и набожные служители церкви оказались под запретом. О благочестии «конституционных» священников можно судить по тому, что в ноябре 1793 г. Гобель, епископ Парижа, и другие видные служители церкви пришли в Конвент и, кажется, открыто отреклись от христианства. Если не во всей Франции, то, по меньшей мере, в большинстве ее областей церкви были превращены в «гражданские храмы», их алтари были разграблены, их великолепные витражи разбиты[175]
, как следы суеверия и рабства, отмененных просвещенными республиканцами.Когда речь зашла о том, чем заменить церковь, которая теперь стала почти такой же ненавистной, как монархия, мнения республиканцев разделились. Робеспьер и более последовательные приверженцы теорий Руссо были совершенно уверены, что ее место должен занять «чистый» культ Верховного существа. Более грубые якобинцы из Парижской коммуны во главе со своим духовным вождем Эбером хотели только атеистического поклонения Разуму. В итоге 10 ноября 1793 г. Конвент объявил культ Разума официальной религией страны, для чего депутаты в полном составе, с красными колпаками свободы на головах пришли в собор Нотр-Дам. Во время церемонии не слишком благонравная актриса восседала на алтаре в роли Богини разума, а еще более грубые женщины танцевали карманьолу под серыми сводами нефа. В других местах Франции происходили еще менее поучительные зрелища. В Лионе на осла надели митру, привязали к его хвосту распятие и Библию и напоили его из святой чаши. Все это вызывало отвращение у Робеспьера, который хотел быть врагом христианства, но не атеистом, и некоторые, самые гнусные из этих оскорблений были быстро прекращены и запрещены. Но лишь после 1795 г. стало можно публично отправлять католические обряды, не опасаясь хулиганских выходок.