И снова именно Дантон оказался на высоте положения. Ни один демагог никогда не проявил такого бесстрашия перед лицом множества опасностей, как он в те дни. Его противники позволили себе несколько злобных замечаний по поводу его репутации. Он презрительно отмахнулся от их обвинений. «Что значит моя репутация? – сказал он 10 марта. – Пусть мое имя будет запятнано навсегда, лишь бы Франция была свободна!.. Мы должны огромным напряжением сил переломить ситуацию. Захватим Голландию! Возродим Республиканскую партию в Англии! Заставим Францию идти вперед и заслужим славу у будущих поколений! Совершайте свою великую судьбу! Больше никаких дебатов! Никаких ссор – и нация будет спасена!»
Для сражения в этой чрезвычайной ситуации Дантон и его собратья-якобинцы сковали себе ужасное оружие – коллективного диктатора, знаменитый Комитет общественного спасения. В нем было сначала девять, потом двенадцать членов, которым была дана почти самодержавная власть для уничтожения всех внешних и внутренних врагов республики. Марат теоретически обосновал деятельность Комитета одной фразой: «Мы должны установить деспотизм свободы, чтобы сокрушить деспотизм королей»[172]
.Формально жирондисты по-прежнему были у власти, назначали министров и вели другие дела правительства. Теперь над министрами стоял Комитет. Ему было разрешено направлять своих комиссаров во все армии, чтобы надзирать за генералами и заставлять их действовать энергично. Но главной задачей этих комиссаров было отстранять от должностей и наказывать плохих работников и предателей. Раз в неделю Комитет был должен отчитываться перед Конвентом, но его собственные совещания были секретными. Остановить его было очень трудно. «Конвент скоро сделался рабом Комитета, а министерству была оставлена лишь тень власти».
Вместе с этим всемогущим Комитетом работал его двойник – Комитет общественной безопасности, такой же секретный орган, который контролировал полицию, составлял списки подозрительных лиц и отправлял обвиняемых на суд грозного Революционного трибунала. Этот Трибунал был постоянным военным судом, в котором судьи и присяжные заседатели приговаривали к смерти всех без разбора несчастных, представших перед ними, – и аристократов-роялистов, и реакционеров, и даже умеренных. Вскоре палач стал работать часто, и чем дальше, чем чаще у него была работа. Появилась поговорка: «Франция становится республиканской под удары гильотины».
Комитет общественного спасения и его собрат-помощник совершили преступления, описание которых навечно сохранится в истории, но у этого ужасного Комитета есть по крайней мере одна огромная заслуга –
Но пока Комитет призывал народ взяться за оружие, а каждого француза – напрячь все силы для отражения грозящей стране беды, якобинцы безжалостно сводили счеты с жирондистами. Эти умные идеалисты по-прежнему много говорили, но мало делали. Они осудили сентябрьскую резню и ответственных за нее политиков, но позволили казнить короля, хотя знали, что эта казнь – жестокая расправа. Они не смогли принять никаких мер, которые сделали бы невозможными новые массовые убийства. Большинство депутатов Конвента еще находилось под обаянием их красноречия, но, поскольку они почти все были из южных департаментов, то мало влияли на парижскую коммуну. 2 июня 1793 г. якобинцы и члены коммуны оцепили зал Конвеции и арестовали всех видных жирондистов. «Вы видите, господа, – иронически заявил представитель радикалов, – что народ вас уважает и подчиняется вам и что вы можете голосовать по вопросу, который предложен вам на рассмотрение. Поэтому, не тратя времени, исполните желания народа!» Конвент был беспомощен: у него не было вооруженных отрядов, которые могли бы спасти его от толпы. Депутаты проголосовали за временное отстранение тридцати одного своего собрата от должностей. Так якобинцы одним ударом довершили свою победу.