Нужно сказать, что в 1815 г. основная масса французского народа не испытывала большого интереса к политике. Несмотря на длительные войны, население страны увеличилось и составляло около 29 миллионов человек. Подавляющее большинство французов по-прежнему были крестьянами. Революция, уничтожив земельные владения дворянства и церкви, исполнила заветное желание многих из этих людей иметь надежную маленькую ферму и скромный достаток. Они, в сущности, были наиболее процветающим, имевшим наибольшее чувство собственного достоинства, самым стабильным и самым домовитым крестьянством в мире. Правда, среди них, к сожалению, много неграмотных и суеверных, но сравнение французских земледельцев с крестьянами любой другой страны было бы очень благоприятным для французов. Они были настоящей силой страны. Революция и империя сделали для них больше, чем для любого другого слоя французского общества, но крестьянам было не очень важно, кто у них правитель, лишь бы он обеспечивал им мир, порядок и процветание. Французское крестьянство вновь и вновь исправляло ошибки более заметных частей своего народа. Оно обуздывало революционеров, когда те заходили слишком далеко; оно выплачивало огромные военные долги и контрибуции; и, наконец, в 1914–1918 гг. оно дало подавляющее большинство тех сильных и неукротимых пуалю, которые стали живой стеной, защитившей свободу во всем мире[216]
.В городах, конечно, была велика доля промышленных рабочих; но, по современным меркам, французские города того времени были малочисленны и невелики по размеру. Кроме Парижа, вероятно, только Лион имел больше 100 тысяч жителей. Французские промышленные предприятия были далеко не так развиты, как английские. Разумеется, значительная часть французских ремесленников жила в Париже, где находилось правительство, а потому внезапное восстание этих людей в некоторых случаях могло иметь очень серьезные политические последствия: их пальцы были возле горла власти и всегда могли придушить ее. Десять тысяч вопящих рабочих в Париже могли сделать для революции гораздо больше, чем 100 тысяч недовольных крестьян, разбросанных по департаментам. Но нельзя было рассчитывать, что вся остальная Франция радостно примет революцию, которая произошла в столице. Крестьяне могли выразить свое несогласие; они действовали бы не так быстро, как рабочие, но не менее решительно и твердо.
Выше крестьян и ремесленников располагался многочисленный класс, известный под названием буржуазия, – владельцы собственности, претендовавшие на более или менее заметное место в обществе, крупные и мелкие государственные служащие, люди свободных профессий и т. д. Их обвиняли в том, что они глубоко консервативны и ведут «простую тихую жизнь, как в маленьких городках, – однообразную жизнь без удобств, без развлечений, без умственной деятельности и находятся в рабстве у общественного мнения». Еще их винили в том, что они имеют почти так же мало представления о политике, как крестьяне, и ведут себя в высшей степени эгоистично, особенно когда мешают ремесленникам добиться улучшения оплаты и условий их труда. Каким вялым и сонным было общественное мнение тогдашней Франции, можно судить по тому, как мало читали в этой стране газет. Конечно, на протяжении почти всего периода Реставрации существовали суровая цензура печати, налог в размере 10 сантимов (2 центов) с каждого экземпляра газеты и очень большой почтовый сбор. И все же можно очень удивиться тому, что, согласно официальному отчету, составленному в 1824 г., во всей Франции было всего 55 тысяч экземпляров газет со статьями о политике. Надо признать, что эти газеты обычно были довольно глупыми и не просвещали читателей, но в это время публика, вероятно, и не хотела ничего лучшего.