История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Однако в тот момент реакционерам помогало то, что независимые – радикальная партия, говорившая о возврате к трехцветному флагу и даже к республике, – опять становились серьезной силой в палате депутатов. В 1817 г. у них было в ней только 23 места из 258, в 1818-м уже 45, а в 1819-м они имели 90 мест. Одним из их вождей был знаменитый Грегуар – пылкий якобинец старого закала и бывший член Конвента, который когда-то сказал, что «короли морально то же, что уроды физически». Даже умеренные конституционалисты голосовали вместе с ультра за его изгнание из палаты. В самый разгар этих волнений фанатик-одиночка убил предполагаемого наследника короны – герцога Беррийского, сына графа Артуа. Республиканцы не имели отношения к этому преступлению, но, разумеется, пожали в полной мере плоды его непопулярности. В 1820 г. произошло еще одно неизбежное наступление роялистской реакции, и Людовик XVIII не смог устоять перед ней. «Мне конец», – мрачно сказал он, имея в виду, что больше не может выдерживать давление ультра. В результате самодержавие десять лет все туже затягивало петлю на горле страны, а потом веревка лопнула, и Франция спаслась, вбежав по кровавой дороге революции в немного более либеральный режим.

Перед самым началом 1820 г. появились признаки постепенной либерализации правительства. В 1819 г. был принят закон, позволявший судам присяжных рассматривать дела, связанные с прессой, и отменявший цензуру. Правда, газеты по-прежнему облагались большим налогом и должны были предоставлять сумму, равную 40 тысячам долларов, в качестве залога своего хорошего поведения. Теперь этому смягчению режима настал конец. Ультрароялисты вернули себе контроль над прессой, а потом (в 1820 г.) начали мошеннически переделывать в свою пользу структуру палаты депутатов. Коли чество членов этой низшей палаты было увеличено до 430 человек. Но только 256 из них, как вначале, могли быть выбраны обычными избирателями, платившими 300 франков налога. Остальные 172 избирались только плательщиками налога в 1000 франков, которые могли сами быть избраны в число законодателей. Это фактически давало очень богатым изби рателям два голоса. Новые выборы (прошедшие в ноябре 1820 г.) обрадовали ультра: эта партия сумела получить подавляющее большинство, а фракция независимых (партия триколора) в палатах сократилась до маленькой бессильной горстки людей. Роялисты, разумеется, были в восторге. Им казалось, что они раздавили оппозицию. На самом же деле радикалы, лишившись законного способа отстаивать свое дело, вернулись к старым проверенным революционным средствам – тайным обществам, интригам, а вскоре и настоящим заговорам. В 1830 г. они показали свою силу на баррикадах.

Людовик XVIII, окруженный со всех сторон влиятельными реакционерами, был вынужден в 1823 г. ввести французские войска в Испанию, чтобы подавить попытку либералов этой страны, которую долго раздражали и выводили из себя, заставить их короля-тирана дать народу конституцию. Правда, если бы Франция заупрямилась и отказалась, Меттерних, вероятно, заставил вторгнуться туда какую-нибудь другую страну с самодержавной властью; но французских патриотов очень раздражало то, что их страна, которая в 1793 г. стремилась принести свободу всем угнетенным странам Европы, теперь, как им казалось, стала услужливым жандармом абсолютизма. В 1824 г. ультра добились на новых выборах такого успеха, что в палате оказалось всего 19 либералов, и новое большинство открыто обсуждало планы возвращения аристократам земель, а духовенству авторитета. Удача сделала роялистов беспечными, и они не обращали внимания на предупреждения постаревших, но по-прежнему почитаемых лидеров, в том числе Лафайета. В 1824 г. этот знаменитый генерал вновь посетил Америку – страну, где он впервые обнажил меч во имя свободы; там его приняли с беспримерными почестями и радостью. Своим американским друзьям Лафайет с полной откровенностью выразил свое мнение о положении на родине. «Франция не может быть счастлива под управлением Бурбонов, и мы должны их выгнать!» – заявил он.