История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Парижские социалисты скоро обнаружили это и решили, что «лучший способ исправлять конституции – пика и барабан». Не для того они сражались на баррикадах в феврале, чтобы их теперь унижали. И вот 15 мая вооруженные отряды ворвались в Зал заседаний и уже начали объявлять, что собрание распущено и назначается новое временное правительство, но тут национальные гвардейцы внезапным налетом выгнали их из зала. Кровь не пролилась, но депутаты Собрания вполне обоснованно испугались. Собрание провело аресты, закрыло политические клубы и, чтобы устранить основу своих проблем, решило закрыть «национальные мастерские». Они стоили государству 150 тысяч франков в день, а работы производили мало – в основном «вырывали камни из мостовой и бесполезно перемещали землю» на Марсовом поле. Несомненно, противники Луи Блана устраивали так, чтобы дискредитировать весь пакет его либеральных проектов, в которых было и кое-что практически целесообразное. Но в любом случае сложившееся положение было нельзя терпеть. И 21 июня 1848 г. Собрание своим постановлением закрыло национальные мастерские. Молодые рабочие могли поступить в армию; тем, кто старше, были обещаны места на общественных работах в департаментах.

Итак, Собрание бросило социалистам перчатку. Те быстро подняли ее. Теперь у них была сложная разветвленная организация и много мушкетов, хотя не имели артиллерии. Вся восточная часть Парижа от Пантеона до бульвара Сен-Мартен была превращена в укрепленный лагерь, где было больше 400 баррикад. Часто эти баррикады строились по правилам науки и были сложными – дополнялись рвом и стеной, в которой были проделаны бойницы. Иногда такие стены были выше первых этажей домов. За этими баррикадами ждали противника не меньше 50 тысяч повстанцев. В это время правительство могло направить против них только 40 тысяч человек – регулярные части и надежных национальных гвардейцев. Но теперь против рабочих кварталов Парижа была почти вся Франция. В столицу постепенно прибывали в огромном количестве буржуазные национальные гвардейцы из ее пригородов, а потом из близлежащих городов и сельских округов, и «все они желали истребить социалистов». Собрание дало генералу Кавеньяку – в прошлом республиканскому агитатору, но не социалисту – диктаторские полномочия, чтобы он разгромил радикалов. Четыре дня продолжалась отчаянная и в высшей степени кровопролитная борьба. Улицы Парижа обстреливались артиллерией. Архиепископ был застрелен, когда пытался стать посредником между разъяренными бойцами воюющих сторон. И 26 июня были взяты штурмом последние укрепления «красных» в Сент-Антуанском предместье. Никогда нельзя будет точно подсчитать, сколько людей погибло в те кровавые июньские дни. Правительственные войска захватили в плен 11 тысяч человек, и 3 тысячи из них были сосланы в Алжир без суда, на основе только постановления правительства.

Этот социальный взрыв имел очень важные последствия. Рабочие были побеждены и на какое-то время разгромлены, но продолжали ненавидеть буржуа и крестьян (явно вставших на сторону буржуазии); эта ненависть была сильной и долгой[253]. С нее начался болезненный раскол внутри французского народа. С другой стороны, буржуа сами были напуганы и чувствовали угрозу своему богатству. Государственные облигации в феврале продавались за 116 франков, а в апреле стоили только 50. Июньские события совершенно не помогли их цене подняться! Многие достойные торговцы и мелкие промышленники полностью разорились из-за застоя в делах.

Что, кроме зла, принесла им эта горячо желанная республика? Не лучше иметь «сильное правительство», которое хорошо обеспечивает «порядок»? Крестьяне же обнаружили, что новый режим ничего не сделал, только повысил налоги на 45 процентов, и были склонны считать (может быть, несправедливо), что проклятые «красные» собирались начать по всей стране передел фермерских земель. Они так же, как буржуа, мечтали о правительстве, которое бы этого не допустило.